>>14996 Они закатывают его байк в хвост не до конца забитой фуры и уезжают. Один из убитых гопников оказывается сыном местного царька, полкана ФСКН, и дальнейшая погоня за ними продолжается до самой границы: она, не в силах так быстро оправиться от шока, вздрагивает на правом сиденье, пока он ведет тяжелую машину по серым дорогам безысходности, а затем, чтобы не подставлять ее, оставляет ее на подъезде к Питеру, чтобы, только поцеловав на прощание, на своем байке прорвать кордон из гнилых ментовских девяток и уйти на полярную звезду.
У нее останется просверленный доллар, тот, который он носил на шее вместо рабского креста. Адвокат, знакомый отца, получивший за работу деньги от ее проданного тягача, обставит все так, что убийцей окажется только тот парень, а она станет одной из потерпевших. Его объявят в международный розыск.
А она на год сольется с Сетью в поисках того единственного в ее жизни, кто грезил ветром Свободы и бесконечными, дольше самой жизни дорогами Нового Света больше нее самой, и кто, по-видимому, исчез навсегда. Будут грязные клубы, хитрые и вечно лгущие недохакеры, обещающие найти его за очередную дурь, будут дурь, отчаяние и безутешные попытки забвения. Будет такое бессмыслие, когда даже самоубийство отвращает своей глупостью, и хочется только не быть.
А потом Сеть, словно бескрайний океан на берег, выбросит на ее мониторы письмо без намека на адрес, там будет только фото улицы в ее городе, улицы со старым телефонным автоматом на ней.
Она опустит в него просверленный доллар в знак прощания с чем-то одним и начала чего-то иного, и услышит в трубке его голос, и птица в ее душе, птица с седой от разлуки головой поднимет эту голову и посмотрит прямо ей в глаза, тем взглядом, которым она смотрит прямо на Солнце, не щурясь.
Голос назовет ее любимой, и птица рывком упадет в высокое небо, алое от меди южных штатов, с сизыми тенями Большого Каньона, с белыми точками полусонных звезд, с холодеющим ветром с близкой дороги.
Голос назовет несколько цифр, и ветер этот принесет запахи бензина, стали, резины, дорожной пыли, остывающего на короткую ночь асфальта, горизонта, кожи его куртки и кожи его самого.
Ее едва не поймают в аэропорту, папаша-полковник будет ленив и неуклюж даже в отношении убийцы своего сына.
Кажущийся очень тяжелым и обманчиво медлительный Боинг мягко коснется полосы в Атланте, в терминале она бросится к нему, в него, в спасение и надежду, и читателю предстоит угадать, на чем они уедут из аэропорта в его дом, чтобы, проснувшись на утро, отправиться в рейс. Вдвоем.
Я понимаю, что демонстрирую не очень хороший вкус сопливым хеппи-эндом, но трешака мне реально хватает в новостях и вокруг меня. Пусть будет хэппи-энд, Канако.