Я стоял на пороге, держа в руках тубус для удочки. Замёрзший, промокший и взьерошенный. Точно такого же вида, у меня на руках лежал котёнок. С забавными кисточками на ушах, точно настоящий рысь. Вполне возможно, что он был даже породистый, удивительно, что такого удалось подобрать на улице, случайно проходя мимо детской площадки. Под проливным дождём, он печально сидел на скрипящих от ветра качелях. Или это была она? Да, какая, в общем-то, разница. Я никогда не разбирался в кошках. Внезапно я осознал, что моё лицо всё больше обдаёт теплом, а продрогшую спину напротив пронзает холодный ветер. Я стоял перед открытой дверью. Не помню, как пришёл сюда. Сюда? Но я не знаю, где я. На пороге стояла девушка. Нельзя сказать, что в ней было нечто примечательное. Нельзя сказать, что она была в моём вкусе. Но ото всех девушек мира её сейчас выгодно отличало прозвучавшее приглашение. Ливень посреди зимы, подумать только, у нас такое не часто бывает. И чтобы отогреться в тепле, я был готов влюбиться хоть в самого чёрта. А ей, похоже, только этого и надо было. Закрыв за собой дверь, предотвращая безудержные попытки сквозьняка добить меня решающим ударом. Я спустил животинку на пол, где та неуверенно стала обнюхивать незнакомую прихожую, а сам в порыве смущения запустил руку в волосы, ещё больше взъерошивая их на затылке. Вот, с уловом вернулся, с ухмылкой покосился сначала на кошку, потом на удочку. Да, не самая моя лучшая шутка, но что поделать. Виновато улыбаюсь. Молодец. Добытчик! Девушка принимает мою невнятную игру. Ну да давай скорое в душ, а я пока чайку заварю. Мой взгляд оставался всё таким же отрешённым. Я стоял, и мне прямо на глаза падали горячие капли. Даже начинает казаться, что живёшь. Ручка двери дернулась, раз, другой, третий. Она начала трястись всё сильнее и сильнее. Эта вибрация передавалась уже и на саму ванную, чугунная лоханка под моими ногами качалась, что шлюпка посреди боя с китом. Шурупы вывернулись один за другим, со скрежетом они оставляли зияющие раны на теле дсп, из которого была сделана дверь. Я моргнул. Дверь приоткрылась. Огромная тёмная тень тянет ко мне руки. Я закрыл глаза. Нет. Не то. Я должен вспомнить, зачем я здесь. Вчера, хотя нет, это было несколько часов назад. Некая тян на бордах пригласила меня домой. Ей что-то было нужно, но это мне вспомнить не удалось, как я не силися. Стало быть я сейчас у неё, замёрзший отогреваюсь в тёплой воде. Я открыл глаза и тут же зажмурился снова. Чёрт подери, надо было думать, что не стоит подставлять лицо прямо под струю. Теперь снова красными будут, ээх. Может у неё есть Визин есть, надо будет спросить. Ручка двери дёрнулась. Я резко обернулся, выскакивая на твёрдый пол и обматываясь полотенцем. Ух, а я и не думала, что ты такой стесняшка. Её рука легла мне на левое плечо, и проскользила по шраму до правого соска. Как брутально! Такого представительного мужчину шрамы лишь украшают. Боги, как она могла выдать такую идиотскую фразу. Ну да главное, что чай готов. Если хочешь, можешь закурить. Мы сидели на кухне и она протягивала мне пачку Лаки Страйка. По тебе и не скажешь, что ты такое любишь. Да нет, что ты, это отцовские. Её взгляд вдруг стал крайне грустным. Ну всё понятно, я горько ухмыльнулся, набрал полные лёгкие дыма, и попытался очистить сознание, готовясь к неизбежному. Не получилось, как и не получилось пропустить сквозь колечко дракона, да собственно и просто дракона-то не получилось. Не тот видать табак нынче пошёл, но я не стал горевать по ушедшему долго. Уж слишком китчево и банально это выглядело бы, от человека в видавшем виде халате, на прокуренной кухне, оставшейся пережитком совка. На стене висела лосиная голова с распростёртыми рогами, один глаз которой пожелтел от старости, а другой и вовсе вывалился. И своим одним слепым глазом лось грустно следил за тем, как котёнок роется в кастрюле с позавчерашними макаронами, стоящей на холодильнике. Мяу. Кушать хочешь? Ну, стало быть, пора. Я открыл свой тубус и вытащил удочку. Девушка недоумевающе посмотрела на меня. А что тут непонятного, райское наслаждение можно лишь в раю получить. Молись, что была достаточно безгрешна. Ну либо просто молись, хотя я не уверен, что это поможет. Свободной рукой я схватил кастрюлю, из которой котёнок успел тактически выпрыгнуть, и наотмашь ударил Лизу по голове. Да, кажется её так звали. Ну что же, в таком случае мольбы таки не помогут. Не думаю, что с таким именем у тебя есть душа. Сила удара была такова, что на аллюминии образовалась внушительная вмятина, а вместе с брызгами крови в воздух полетели ещё несколько секунд назад прилипшие к стенкам макороны. После второго удара основная часть моего импровизированного молота отправилась крушить шкафы коридоре, а в моём кулаке осталась лишь одна из ручек. Я отбрасываю её в сторону, уже не нужна. Лиза осела на пол, и левая часть её личика превращено в милое кровавое месиво. Отмотав немного лески, я решаю повесить её на лосе. Леска режет пальцы, и я размазываю по халату не только её, но уже и свою кровь. Хотя, конечно, её рукам досталось кудя сильнее. Тонка нить как тупое лезвие врезается в её плоть и застревает, недостаточно, чтобы нарезать в куски мяса, но вполне, чтобы передать непередаваемую боль. Интересно, она чувствует это как горение? Пожалуй нет, мне пальцы, например, щиплет лишь немного. А почему бы не добавить кипяточка? И я заливаю её порезы чайником, что только недавно был на огне. Вода пенится и разбавляет кровь, стекающую на пол, где котоёнок неуверенно трогает её лапкой. Ну что же ты, зверь, кушать подано. И он начинает лакать, измазывая свою блестящую шёрстку алым цветом. Практически мгновенно, кожа на её предплечьях вздувается волдырями, и тут она очнулась. Я обожаую эти крики, когда рассудок возвращается, принося с собой ощущение происходящего и ощущение боли. От её неистовых раскачиваний леска лишь сильнее врезается в руки, постепенно доходя до кости. Интересно, выдержит ли лось. Отхлебнув из чашки, благоразумно оставленной на столе, я приступаю к основному блюду. Сорвав с неё одежду, мне открылось мерзкого коричневого цвета ужасное пуританское бельё. И как можно быть такой лицемеркой? Этот мир, он прогнил. Ну да пусть до конца в нём и остаётся, не убью сразу двух зайцев. Не стану лишать возможной девственности и не доставлю возможного удовольствия. Однако я уже взведён. Скинув халат и оставшись лишь в шерстяных носках, я начинаю выбирать, куда бы пристроить свои инструмент. Пусть по-старинке будет пупок, что уж там. Удочкой я ловко проделываю отверстие, получая порцию крови в лицо, и начинаю двигаться, чувствуя, как всё внутри рвётся. Поразительно, но она всё ещё в сознании, больше не кричит, но лишь тихонько постанывает в такт моим движениям. Уныло, надо разнообразить. У меня же есть превосходный набор крючков, и не вынемая члена из её тела, я один за другим засаживаю их в самые интересные места. Этот пойдёт ей в сосок, этот в язык. А этот... Пусть будет глаз. В этот момент я кончил, и как моё семя вытекало из дыры у неё в брюхе, так же остатки глаза вытекали из глазницы. Теперь пора кончать и её. Тонкий футляр не без труда, но всё таки пролез в её ухо, выйдя, обрамлённый мозгами, из другого. Котятка, попробуй это теперь, я вытащил футляр и кинул, чтобы тот облизал. Мяу. Присев на табурет, я закурил во второй раз. Неплохо. Пульсация жизни напоминает пульсацию внутренностей. Но пора заканчивать. Я закрыл глаза. В моей руке как всегла уверенно лежала твёрдая рукоять катаны. Взмах, и по половине рассечённого тела остаётся висеть на рогах. Взмах, и голова лося падает в лужу крови вслед за телом. Осталось наткнуть на лезвие котятку, как сосиски натыкаю на вилку. А теперь... Интересно, какого ей было. Точнёхонько в пупок. Ох... И направо. В глазах помутнело.
