Мы спускались вниз, обратно в холод, в заплесневелые казематы Кинариена. Шли медленно. Мой надсмотрщик то и дело останавливался, соображая, куда свернуть в запутанном лабиринте ходов. Я, в свою очередь, радовалась возможности получше запомнить единственно верную дорогу. Очень и очень скоро это знание понадобится.
Ведь у меня успел созреть план.
Я была совершенно беззащитна перед Кинариеном. Перед всей его подлостью, невежеством, всепроникающей глупостью. И всё таки, у меня оставался один козырь. Никто из них не знает, что я волшебник, верно?
Когда мы вышли в протяжённый, уходящий вглубь коридор, я решилась. Пора.
Не собираюсь я гнить остаток жизни в темнице за преступление, которого не совершала.
Верзила, будто почувствовав неладное, крепче сжал мою руку и ускорил шаг.
Закрыв глаза, я посмотрела внутрь. Глубоко, намного глубже чем способен заглянуть человек. Туда, где кончается сосуд и начинается его содержимое — осязаемый, живой свет. Где царит трепещущее сияние, что неудержимо желая быть названным, готово выплеснуться, обретя новую форму. Частица самого Безымянного.
Не каждые слова способны дать ей новое имя, но я была одной из тех, кому они ведомы.
— Мыыыыы!, — в ужасе замычал Строг, когда мощный поток воздуха затушил окружающие лампады, отразился от стен и, уходя дальше, принялся гасить огни во всём подземелье.
Воспользовавшись замешательством, я вырвала руку и бросилась бежать.
- Ммм!, — взревел верзила и кинулся в погоню, но споткнувшись в кромешной тьме, с грохотом повалился на пол.
Отбежав подальше, я остановилась и позволила глазам привыкнуть к темноте. Света не хватило бы обычному человеку, но я худо-бедно могла различить очертания проходов.
Что ж, иногда безмерно выгодно быть "дряной полукровкой".
Увы, радоваться было рано. Краем уха я могла различить, как опомнившийся стражник пробирается вперёд крадущейся, напряжённой походкой. Он не мог меня видеть, но всё же мог слышать мои шаги, и если я двинусь с места прямо сейчас, то Строг пойдёт по следу.
Я осторожно, стараясь не издавать ни звука, втиснулась в каменную нишу, вжалась всем телом в холодную, мокрую кладку. Строг приближался. Уже совсем рядом, так, что я могла ощущать запах немытого тела, пива и кислого сыра. Сердце едва не выпрыгивало из груди и, на секунду, мне показалось, что стражник услышал его бешеный стук.
Но на моё счастье верзила прошёл мимо. Не повернув в нужном месте, он продолжил свой слепой путь куда-то вглубь подземелья.
Переведя дыхание, я выбралась из ниши и, стараясь идти как можно тише, свернула налево, оказавшись перед лестницей. Я была благодарна случаю за то, что имела возможность запомнить дорогу и мне ни разу не пришлось делать мучительный выбор между проходами.
Очень скоро я поднялась в холл.
Интересно, Клависетт всё ещё там, в той комнате?
— Пег'еигг'ывай! Так нечестно! , — раздался голос из соседнего помещения.
— Заткнись, Капп. Проиграл так проиграл.
— Кажется, бедняге сегодня не везёт, — хихикнула я про себя.
Двигаясь вдоль узкой полоски тени, я достигла единственной ведущей наверх лестницы, поднялась по ступенькам и осторожно выглянула из-за угла.
Дверь!
Прямиком у выхода, закинув ноги на столик, похрапывал стражник. Один.
Я осторожно, не спуская с мужчины глаз, подкралась к обитой железом двери и ощупала петли. Смазаны. Не заскрипит.
Мой взгляд упал на потрёпанный журнал, валявшийся на столе, и некоторое время я боролась с искушением черкнуть пару строк на прощание.
Окончательно решив, что это не лучшая идея, я приложила ухо к двери и прислушалась. Снаружи никого не было. Во всяком случае, близко.
Я тихонько отворила дверь и лицо обдало горячим, душным, как пар, воздухом.
Внутренний дворик, обнесённый облезлым забором поражал своим беспорядком. Всюду были разбросаны деревянные ящики, доски, да и просто разный мусор. В углу под навесом одиноко стояла почерневшая телега доверху набитая сеном.
Увидев, что выход преграждают двое привратников, я поникла. Стражники то и дело посмеивались, тихонько болтая о чём-то своём и мне не удавалось разобрать слова.
Я могла бы, оттолкнувшись от ящиков, в два прыжка преодолеть забор, но не безшумно.
Сомневаюсь, что в таком состоянии удастся уйти от погони по ночному городу. Меньше всего мне хотелось вновь оказаться в сыром мрачном подземелье.
Я ещё раз окинула дворик взглядом, и, кажется, нашла единственно верное решение.
Висл бы его точно не одобрила.
Образ вечно недовольной лошадки, возникший в памяти, немного меня успокоил, и я закрыла глаза.
Искры, совсем такие же, что когда-то взвились над этим миром, ещё безжизненно холодным, закружились вокруг телеги. Робко затрещало сено и, мгновение спустя, пламя уже лизнуло бортик старой телеги.
Один из стражников повернул голову и, вытаращив глаза, хлопнул своего товарища, который как ни в чём не бывало продолжал весёлый рассказ, по плечу. Огонь успел перекинуться на стреху сухой деревянной крыши.
Привратники кинулись к телеге, в панике заметались вокруг, не зная что делать. Наконец, тот, что был постарше сообразил распахнуть дверь и проорать, что есть силы:
— Пожар!
Послышался грохот свалившегося со своего кресла сони.
Я, тем временем, успела прокрасться меж ящиков к выходу и улизнуть.
На душе было пусто. Обычное чувство, неизбежно приходящее после волшебства, и, в то же время такое, что нельзя привыкнуть. Свет невосполним, и недавно частичка его стала воздухом, а частичка огнём, навсегда покинув сосуд моего тела.
Сегодня моя жизнь стала короче, и, если мой план увенчается успехом, продолжит становиться. Но ведь и пребывание в тюрьме не идёт на пользу здоровью, ведь так?
Я прыгнула за куст и переждала, пока сонный ночной патруль проковыляет мимо.
Оставалось надеяться, что Каригал гин Гастом придерживался традиционных для Юго-запада убеждений. Святилище Незримых, по обычаю, строилось в самой высокой точке города, но в Кинариене такое место определялось с трудом. Я поискала взглядом столбик дыма и, вскоре, нашла. Пожалуй, жарким летом в городе топится лишь одна печь. Печь крематория.
Я пробиралась по городу, стараясь избегать освещённых мест, кралась по чужим садам, ныряла под арочные своды. Изредка мне встречались патрули, о появлении которых задолго предупреждало эхо тяжёлых шагов, и каждый раз мне удавалось остаться незамеченной.
И всё же, надо было спешить. Рано или поздно меня хватятся, и, пусть святилище не первое место, где станут искать, но и далеко не последнее.
Когда я, наконец, оказалось перед калиткой храма, звезды уже начали тускнеть. До утра оставалось совсем недолго.
Неожиданно, путь мне преградила конопатая девчушка в пёстрых одеяниях послушницы. Держа лампу тоненькой ручкой, она окинула меня испуганным взглядом. Этого ещё не хватало!
— Незримые среди нас, —торжественно произнесла я ритуальное приветствие.
Неудачно попытавшись улыбнуться, я скорчила такую ядовитую ухмылку, что, в сочетании с моим потрёпанным видом, она произвела на девочку неизгладимое впечатление.
— Б-были и б-будут, — запинаясь ответила послушница, заметно побледнев.
До чего они меня довели. Мной уже можно пугать детей.
Не говоря больше ни слова, я направилась прямиком внутрь, и, едва мой силуэт скрылся в тени, девчушка, бросив лампу, кинулась наутёк.
За стражей побежала.
Ничего, времени должно хватить. Утром в мою защиту выступит, пожалуй, самый ценный свидетель. Сам Каригал.
Оказавшись в просторном, выложенным мрамором зале с куполообразным сводом, я прислушалась, стараясь определить, откуда доносится треск поленьев. Найдя нужную дверь, я тихонько отворила одну из резных створок. Никого.
Тело Каригала мирно лежало на расписанной каменной плите. Хоть служители и натёрли его благовониями, запах в комнате всё равно был не самый лучший. На рассвете тело мужчины должны были предать огню.
Я подошла ближе и потребовалось огромное усилие воли, чтобы, наконец, сомкнуть веки. То, что скрывалось в глубине на этот раз пугало меня больше, чем что-либо.
С головой я окунулась в страдания, боль, бессильную злобу. Калейдоскоп чудовищных образов засверкал в памяти, вновь и вновь раскрывая в душе застарелые раны. Собирая слова как мозаику, я прошла по волнам отчаяния, крови и безутешных слёз. Слова, которые для каждого из нас свои.
"Пожалуйста, просни..."
ЩЁЛК!
"..сь."
Я вмиг открыла глаза и повернула голову в сторону звука.
— Не делай резких движений, Фелисетт. И, да, доброе утро.
С обладателем этого голоса мы встретились лишь однажды, но запомнила я его на всю жизнь.
Ольдал неспешной походкой появился из-за массивной колонны. В руке он держал взведённый арбалет.
Я утёрла ладонью капли холодного пота со лба и постаралась успокоиться.
— Что делаешь?, — с улыбкой спросил мужчина.
— Оживляю Каригала.
Ольдал удивлённо вскинул брови.
— Серьёзно? Так ты волшебник? Мне доводилось слышать байки о том, что некоторые из вас способны воскрешать мёртвых, но, признаться, не верил.
— Да, — не стала отрицать я.
— Но такой ценой, что ни ты, ни кто-либо ещё не пожелал бы обладать таким даром.
— Вот как? Имей в виду, я ещё не слышал историй о волшебниках, которые умеют уклоняться от стрел.
— Я тебя поняла.
— А зачем тебе живой Каригал?
Мне стало смешно.
— Ну, например, чтобы он рассказал всем, что это ты его убил, а не я. Как тебе такое?
Мужчина нахмурился и взял арбалет в обе руки.
— Я его не убивал.
— Что?, — выдохнула я.
— То есть, конечно, хотел. Поверь, эта грибная вонь любого доведёт. Не успел. Проклятая жара сделала это раньше.
— Ты хочешь сказать...
— Посмотри на него.
Ольд ткнул арбалетом в сторону трупа.
— Ни следов насильственной смерти, ни следов борьбы, ни признаков отравления. Никто его не убивал. Сердце не выдержало, вот и вся история.
— Ольд! Ты его не убивал. Я не убивала. Так что всё это за цирк?, — не выдержав, крикнула я.
— Опусти арбалет и дай мне завершить начатое.
Мужчина покачал головой.
— Этот цирк называется Кинариен, Фелисетт, и мы, пусть и по неволе, его артисты. Им нужен виновный, и вопрос лишь в том, кто из нас проведёт остаток жизни за решёткой, или того хуже. Ты. Или я.
— Вздор! Каригал сам расскажет, что никто из нас его не убивал.
Ольдал посмотрел на меня несколько разочарованным взглядом.
— Знаешь, — сказал он.
— Этот старый хрыч после смерти выглядит не таким уж плохим. Да только меня не обманешь, я с ним полжизни прожил. И трупники, наверняка, он назло мне выращивал.
Ты вообще знаешь, что я здесь делаю, ночью?
Я отрицательно покачала головой.
— Ага, ты ведь волшебник. По нашей вере если умирает кто-то из двух враждующих, оставшийся в знак посмертного примирения проводит ночь вместе с покойным, кидая в погребальную печь поленья.
— С оружием?
— Ну это так, на всякий случай. Как видишь, пригодилось.
Ольдал погладил полированную ручку самострела.
— Едва Каригал сможет говорить, он сделает всё, чтобы забрать меня с собой в могилу. Из вредности. Поэтому я ни за что не позволю тебе вернуть его к жизни. Прости.
Ольдал вскинул арбалет и прицелился в меня.
— Ольдал! Мы сможем что-то придумать, должен быть выход!
Мужчина покачал головой.
— Поздно искать выход, Фелисетт. Уже светает. Сейчас ты уйдёшь и сдашься первому же патрулю стражи, а дальше, будь что будет.
Мне хотелось плакать. От всей абсурдности происходящего. От бессилия. От чёрной, тупой боли в груди.
И в тот момент, я поняла, что эти самые чувства стали последней каплей в чаше отчаянья, которую требовалось испить, чтобы Слова возымели свою силу. Каплей, которой не хватило в первый раз.
Каригал гин Гастом открыл глаза, заёрзал на каменной плите, наконец, медленно сел. Взгляд его был похож на тот, какой бывает у человека спросонья. Мужчина посмотрел будто сквозь меня и спросил заплетающимся языком:
— Ты ктоо?
Ольдал опустил арбалет и в ужасе попятился.
Постепенно взгляд мужчины начал обретать трезвость, а движениями становились всё более уверенными. Каригал обернулся и, увидев, Ольдала, вскочил.
— Ольд! Дряной мальчишка!, — зашипел он.
— Куда ты меня приволок? От тебя одни беды! Ух, я с тобой поквитаюсь.
Гримасса страха медленно сползла с лица Ольдала, оставив какую-то странную отрешённость.
— Ну а я что говорил, — произнёс он, не глядя на меня, вскинул арбалет и всадил Каригалу стрелу в грудь.
Мужчина с хрипом отлетел, покатился по полу и, бездыханный, застыл.
Ольд принялся перезаряжать арбалет.
Всё это время я смотрела Ольдалу за спину.
— Не держи меня за дурачка.
Ещё некоторое время он думал, что я пытаюсь его провести, но не выдержал, и, обернувшись, увидел то же, что и я.
В тени смежного коридора застыли четверо стражников. Потрясённые увиденным, они так и остались в своих крадущихся позах, у некоторых отвисла челюсть. Вряд ли они застали весь наш разговор, но самую зрелищную его часть уж точно.
Ольдал нервно попятился, и вид оружия в его руках, кажется отрезвил стражу.
Трое набросились на мужчину и один на меня. Хоть я и не сопротивлялась, меня повалили на пол и связали руки тугой бечёвкой.
— Всё не так!, — заверещал Ольдал.
— Фелисетт, скажи им!
Один из стражников врезал мужчине под дых, и обмякшего стрелка поволокли к выходу.
Всё было кончено.
Разбирательство приняло весьма странный оборот и продолжалось ещё три дня. За это время отношение ко мне слегка улучшилось, и даже верзила Строг перестал смотреть на меня по-детски обиженным взглядом. В конце концов, меня отпустили с туманной формулировкой "Незримые явили чудо, обличив истинного убийцу". Ольдала я больше не видела.
На выходе стражник, которого я прозвала Соней, спросил:
— Эй, полукровка. А пожар тоже незримые устроили?
Не дожидаясь ответа, он довольно крякнул и откинулся на спинку кресла.
— Иди уже.
Кто знал, что всё произошедшее здесь, в Кинариене, положит начало событиям, которые однажды круто изменят мою жизнь.
Я отворила дверь и вышла на залитую солнцем улицу.
Стояла невыносимая жара.