Едва увидев эту историю, в которой Кёя в ночном городе неожиданно встречает Кавасэгаву и даже оказывается трудоустроен ею (и не в какую-нибудь третьесортную компанию, а в один из признанных лидеров всей индустрии — в тот самый SucceedSoft, творчеством которого он искренне восхищался с беспомощною завистью), я вздрогнул, потому что в первоисточнике не было ничего даже отдалённо подобного.
(На всякий случай заглянул на полувоскресший Mangadex, полистал мангу: может быть, экранизация следует сюжету не из первоисточника, а из манги? — однако и в манге ничего такого.)
Эта сюжетная отсебятина выглядит довольно странно: понятно, что сценарист теряет и проигрывает этим ходом, но не вижу, чего выигрывает.
Потеряна возможность выстраивать образ Кавасэгавы с нуля (как особы, впервые встреченной в прошлом).
Что ещё важнее, резко снижен градус трагичности жизненной неудачи: если в первоисточнике Кёя только то и делал всю жизнь, что перетруждался и выгорал на хреновой работе, причём в конечном итоге всё было зря и кончилось крахом проекта и компании, и даже прыжок в прошлое выглядел как произошедший не просто по сильному желанию, а с жирным намёком на вероятность того, что работника догнали переработки и на домашнем вынужденном отдыхе удар его хватил (так что это такое перерождение после смерти, а не просто прыжок во времени), то тут произошедшее чудо сильно обесценивается: сперва зрителя ткнули носом в демонстрацию того, что можно не только в прошлом, но и в зрелом возрасте всё переменить в жизни и успешно получить работу мечты — если же с этой работою только то не так, что не всё гладко и надолго, то чудесное второе студенчество начинает выглядеть, извините уж за сравнение, как «Горячий камень» Аркадия Гайдара.
Или вот ещё сравнения: Хащиба Кёя, поработавший в SucceedSoft, и только затем угодивший в своё прошлое — это как если бы Курата Цубаса исэкайнулся на пешеходном переходе только после того, как получил изрядный опыт плодотворной работы над тайным проектом японского правительства по созданию ОБЧР для нужд армии. Или как если бы горный обвал в железнодорожном тоннеле оборвал жизнь заслуженно уважаемого хирурга-трансплантолога с мировым именем Отонащи Юзуру. Или как если бы лаборатория ReLIFE занималась не психологической реабилитацией безработных фритеров и хикки, а организовывала бы одногодовой семейный отпуск со сменой внешности для наиболее высокооплачиваемых и профессионально успешных топ-менеджеров и селебритиз, утомлённых вниманием папарацци. Или как если бы аббат Фариа, благодаря счастливому случаю избежавший политического ареста, дал Господу Богу твёрдый зарок подкупить стражу и избавить ещё одного узника от пожизненного заключения, и то оказался Эдмон Дантес, со временем унаследовавший и сокровища.
Было: «персонаж с беспросветным прошлым, закончившимся на пороге окончательной жизненной неудачи». Стало: «безусловный жизненный успех, просто не всё гладко». Никакого надрыва чувств, никакой трагедии.
Повторюсь: понятно, что сценарист теряет и проигрывает этим ходом, но не вижу, чего выигрывает.
Может ли кто-нибудь видеть это и пояснить?
(Знаю, что на Ычане не принято и даже ненавистно, когда так много букв. Просто воспламенился, прошу извинить.)
