>>4018501
> это показывает то, насколько они интенсивно трудятся.
Вот типовой разговор русского и японского сотрудника на тему гамбару, обычно возникающий в ресторане, когда японская сторона объясняет проблемы российской экономики природной русской ленью, разумеется, противопоставляя ей культ гамбару.
Японец: Я работаю каждый день до глубокого вечера, поэтому мы так хорошо живем!
Русский: Сколько времени ты проводишь на работе и каков твой рабочий день официально?
Я.: Официально восемь часов, но я провожу на работе по двенадцать. Потому что усерден и трудолюбив, как настоящий японец.
Р.: Ты сидишь на работе больше положенного каждый день или в силу особой необходимости – срочный проект, отчет, конец года?
Я.: Практически каждый день.
Р.: За это время ты делаешь что-то впрок, по другим проектам, помогаешь коллегам или только то, что было положено за день?
Я.: Только то, что положено за день.
Р.: Тогда на месте твоего начальника я бы тебя давно уволил: тебе требуется 12 часов на то, что ты должен делать за 8!
Мы последние годы учимся работать эффективно. Иногда получается, иногда нет. Но я уверен, что эффективно – это не значит долго. Когда-то, после окончания вуза, я пришел на службу в ранге среднего начальника. Мой шеф, заметив, что у меня после 9 вечера горит свет (на самом деле я просто слушал лекции Секо Асахара по «Маяку»), объявил всем: «Увижу, кто работает по вечерам – приму меры! Работать надо в рабочее время. Не успеваете – значит, не справляетесь!»
Тот, у кого есть опыт труда в японской компании, поймет меня без слов. Остальным повторю: нахождение на рабочем месте и работа – не одно и то же. И еще кое-что, особенно актуальное для японских компаний в России: сложно себе представить, чтобы россиянин, пусть даже заместитель «трудоголика»-японца, получал зарплату, говорящую о том, что он именно заместитель главы представительства, а не слуга-туземец. Процесс перехода русских сотрудников из японских представительств в другие иностранные компании непрерывен и неостановим. Причина банальна: платят мало, а требуют – смотри заявление консула.
Глагол «гамбару», который здешние русские давно переделали на свой лад в «гамбарять», что соответствует русским сленговым выражениям «пахать, вкалывать», – одно из ключевых слов для понимания психологии японца и один из главный кирпичей, которыми выложена крепость имиджа Японии. Словари обычно переводят это слово как «не сдаваться» и «быть непреклонным». Исходя из особенностей употребления его в повседневной речи – особенно речи работающих людей – мы бы перевели его как «прилагать усилия и проявлять усердие». Причем результат здесь не главное. Главное – процесс. Главное – «проявлять», а не «усердие».
Ёку гамбатта – «прилагал большие усилия», «был очень упорен и усерден», с уважением и восхищением говорят в Японии о человеке, прошедшем через трудности и не сдавшемся. Ёку гамбаттэ иру – «очень старается и не сдается», говорят о человеке, с которого на рабочем месте пот льет в три ручья, – и не только в переносном смысле.
Лет тридцать-сорок назад многие японские фирмы, особенно торговые и риелторские, заставляли своих агентов, работающих с населением, носить в летнюю жару толстые шерстяные пиджаки… чтобы большие пятна пота под мышками показывали их усердие. В России такого агента вряд ли бы пустили в приличный дом, посоветовав сначала помыться и переодеться. В Японии – хотя бы внешне – это воспринималось с пониманием: возможно, каждый на своем рабочем месте был вынужден делать то же самое…
Сейчас костюмы стали полегче и потоньше, но дух гамбару бессмертен. Лишь лет пять назад, во время 42-градусной токийской жары, сопровождавшейся, как обычно, почти 100-процентной влажностью, многие государственные учреждения, включая МИД, и крупные компании разрешили своим сотрудникам являться на службу без обычного черного или синего пиджака. Да и вообще в последнее время устоявшаяся модель, ориентированная на «усердие» и «группизм», все чаще дает сбои. «Главное не победа, а участие» – этот принцип не работает не только в спорте, где достижения измеряются количеством мировых рекордов и золотых медалей, но и во всех остальных сферах человеческой деятельности.
Сами японцы сегодня нет-нет, да и срываются на признания о том, что эффективная работа и ее имитация – не одно и то же. Впервые еще в конце 1980-х годов – на излете «экономики мыльного пузыря» – серьезные люди в Стране восходящего солнца вдруг заговорили о… малой эффективности производства и низкой производительности труда соотечественников, и это стало настоящим откровением для тех, кто воспитан на книгах о «секретах японского менеджмента», озолотивших их авторов и издателей. Оказывается, усердие, выражающееся в продолжительном рабочем дне и сверхурочных, – вовсе не показатель эффективности. По данным 1991 года – последнего года головокружительного взлета японской экономики, – эта страна по производительности труда на одного рабочего среди ведущих развитых стран мира стояла ниже Швеции, а шведы никогда «трудоголиками» не считались. Т. Сакаия примерно в то же время писал: «Судя по утверждению, что в Америке автомобиль, который производят два человека, продает один, а в Японии автомобиль, который производит один человек, продают двое, в системе реализации в Японии много лишнего и бесполезного». Но ведь именно японские торговые компании считались образцом идеально организованного и эффективного менеджмента! И именно в них процветала сияющая добродетель гамбару.
Все чаще и чаще мы могли лично убедиться, что за мужественным «гамбарянием», когда человек действительно прилагает большие усилия, очень часто стоит элементарное неумение организовать свое время и свой труд. Если так работает сотрудник, которому никто не подчинен и от которого никто не зависит – например, какой-нибудь фрилансер, – то это только его личная проблема. Ну, в крайнем случае, его клиентов. А если это руководитель, который требует от подчиненных выполнить поставленную задачу четко и в срок, а потом по ходу дела меняет условия задачи и не делает того, что должен делать сам? Мы не раз замечали, как вздрагивают сотрудники, когда звонит внутренний телефон: неужели у шефа новая идея?! Ведь в итоге подчиненные будут еще более еку гамбаттэ иру. Но и это не конец. Он может быть еще более плачевным, если личные способности работника и требования компании, основанные на том, что каждый может все, приходят в состояние конфронтации. В случае с героиней Амели Нотомб это привело к ее ссылке в туалет, а в реальной жизни, когда жертвой имиджа становится не иностранец, а японец, его может ждать и смерть от переработки (фактически от неспособности решить задачу и признаться в этом) – кароси, и даже самоубийство от отчаяния.
Я ни в коем случае не хотел бы сказать, что японцы – бестолковые лентяи. Просто они, по крайней мере абсолютное большинство «белых воротничков», могли бы достигать тех же результатов с существенно меньшими затратами времени и сил, если бы работали организованнее и эффективнее. Но тогда у них бы не было возможности хвалиться тем, как они гамбару. А это понятие остается в числе главных добродетелей консервативного по своей природе японского сознания, это – имиджеформирующее понятие. Даже когда входит в противоречие с экономической целесообразностью. Именно поэтому большинство крупнейших японских корпораций имеет в своем составе талантливых европейских и американских топ-менеджеров, свободных от имиджевых предрассудков и старающихся работать ради результата, а не ради работы, – только так можно двигать экономику вперед. Посмотрите на списки руководящего состава японских холдингов и вы увидите это.
В условиях «мыльного пузыря» благоприятная конъюнктура еще позволяла содержать большое количество, скажем прямо, бездельников, которые были, таким образом, трудоустроены. Это позволяло им не страдать не столько от отсутствия денег (вполне можно прожить на разного рода пособия и приработки), сколько от отсутствия сознания приносимой обществу пользы, а имидж страны трудоголиков практически не пострадал от кризиса, потому что ущерб был списан на внешние факторы. При этом каждый японец вынужден для сохранения лица блюсти этот имидж. Например, если средний европеец предпочтет жить на пособие по безработице и проводить время по своему усмотрению, то средний японец предпочтет за те же деньги выполнять заведомо ненужную и бессмысленную работу, потому что «бездельничать стыдно». В Японии это заметно едва ли не на каждом углу. Вот в крохотном почтовом отделении, где и так не повернуться, на входе стоит старенький дедушка с повязкой «дежурный» и громко кричит всем входящим: «Ирассэ имасэ» – «Добро пожаловать», отчего те часто пугаются и натыкаются на стойку с образцами посылочных ящиков. Но он – на посту! Он тоже гамбаттэ иру. Он – трудоголик!
По мере углубления кризиса держать на рабочем месте ненужных людей и платить им зарплату становится все труднее. Возникает проблема, особенно с мужчинами пожилого возраста, которые уже или вовсе нетрудоспособны, или не могут работать эффективно, а жизни вне работы себе не представляют. Хорошо тем, кто может успокоиться путешествиями, ресторанами и хостесс-клубами. В противном случае разлад с жизнью приводит к стрессам, обострению отношений с семьей, разводам (очень часто как раз после выхода мужа на пенсию!), а нередко и жизненному финалу.
Сейчас уже всем ясно, что имидж японской экономической модели оказался не безупречен, а «менеджмент японского образца», который, по словам Сакаия, «и есть японская культура, достойная распространения ее во всем мире» (!), применим только в Японии и «эффективен лишь в случаях, когда речь идет о предприятиях, выпускающих массовую стандартную продукцию» (это тот же Сакаия). Поскольку сегодня почти все массовое серийное производство вынесено в «третий мир» и бывшие соцстраны, то туда, надо полагать, и стоит нести эту «культуру».
Азия сейчас успешно учится у японцев, как некогда японцы – у европейцев и американцев. Но в том, что их опыт может принести реальную пользу России или странам Восточной Европы, я очень сомневаюсь – прежде всего в силу глубоких цивилизационных и психологических отличий. Особенности русского менталитета позволяют четко отделять форму от содержания, имидж от сути происходящего. У нас не принято поддерживать имидж только ради того, чтобы выглядеть усердным, даже если при этом кажешься бестолковым. Русский менталитет позволяет в ряде случаев мимикрировать под условия работы в японских, или подобных японским, компаниях, изображая бурную активность, но сохраняя при этом внутреннее спокойствие. Не случайно в последние годы среди наших эмигрантов в Японии сложилась поговорка «Если вы целый день читали на работе новый роман Акунина в Интернете, а уходя, слышите вслед: «Спасибо, что усердно потрудились» и не испытываете при этом угрызений совести, то вы полностью адаптировались к работе в японской компании». Имидж для нас все еще – ничто, а гамбару ради гамбару и вовсе – не для нас. Это – несвобода. А она даже японцев приводит порой на край, из-за которого не вернуться.
