>> |
No.4644623
Я вгляделся в небо. СДЭ сейчас была с другой стороны планеты, но я все равно смотрел – может быть, ожидая разглядеть какие-то не помеченные маркерами точки, какие-то объекты, созданные нашей гостьей?
- Вжжжж! – Первая бегала по комнате, держа на вытянутой руке модель фантастического самолета.
- Есть в нем что-то такое. Все, кому он попадает в руки, считают своим долгом сделать «вжжж».
- Тебе нравятся самолеты?
- Мне нравится летать. Но эта игрушка здесь не поэтому. Это для настольной игры. Остальные модельки там, где-то в шкафах стоят, - я махнул рукой в примерном направлении, где, как мне казалось, собирали пыль миниатюры. – Я давно уже в нее не играл.
- Но самолет ведь отдельно стоял – она покрутила моделькой, подчеркивая факт ее существования.
- Он большой. Его можно как украшение оставить. Выглядит он круто, да. Но не ищи в этом большого символизма.
- Пшшш, - первая завела самолет на посадку на комод, с которого его взяла.
- Он вертикально садится, - сухо заметил я.
- А? – она начала вдумчиво всматриваться в посаженый самолет, крутя его на месте. – А где тогда механизация двигателей?
- Считается, что он использует вместо крыльев силовые поля. Они изменяемой геометрии, из них можно что угодно сделать. Птицы ведь тоже садятся вертикально.
Первая, пожав плечами, поставила самолет на подставку, подбежала к окну и облокотилась на подоконник рядом со мной – теперь, в условиях гравитации, в знакомой обстановке, когда она была так близко, я ясно видел, что она была заметно ниже меня – почти на голову.
- На что ты смотришь? – спросила Первая.
- На небо.
- Ага!
- Не нужно быть летчиком, чтобы любоваться небом, - Первая кивнула и уставилась в бледную синеву над нами. С каждой секундой небо становилось все более глубоким. Все больше звезд можно было увидеть, не глядя на маркеры. Вслед за Солнцем за горы закатывался серп Тьмы.
- Скоро затмение.
- Звездные огни… - задумчиво пробормотала Первая.
- Для тебя это не должно быть чем-то особенным. Ты видишь их на полюсах… Далекой Луны каждый день.
- Это не совсем то. Я понимаю физическую схожесть этих явлений, но - она вздохнула, - мне так странно думать, что поколения твоих предков видели звездные огни на Мире, сочиняли о них мифы, слагали песни – и я все это пропустила. Раньше это было доступно только вам – вот эти самые конкретные звездные огни, ведь это именно они нашли отражение в вашей культуре. Они, а не звездные огни, хм, Далекой Луны, - она размеренно произнесла каждый слог названия своего дома, вслушиваясь, как оно звучит.
- Тебе не нравится, как ее назвали?
- Вовсе нет. Вернее, я не знаю, как оценить название, но сам факт того, что вы сочли нужным ее как-то назвать – это много для меня значит.
Точно в ожидаемое время всплыло оповещение.
- Первая!
- Я помню – она покрепче ухватилась за подоконник перед тем, как земля задрожала.
- Мое самое нелюбимое время, - я развернул лицо к Первой, прочно сжимавшей в механических руках край посеревшего от пыли подоконника, – землетрясения приходят слишком рано утром и недостаточно поздно вечером. Но это то с чем мы живем.
Научно-популярные фильмы любят рассказывать нам, что мы обязаны своей жизнью этим землетрясениям. Если бы не они, не было бы вулканического пепла, который кормит нас. Если бы не гуляющие по мантии волны, не было бы континентов. Не было бы нас. Когда Первая впервые почувствовала землетрясение на поверхности, она нисколько не удивилась – я тогда пришел к выводу, что она наблюдала их с орбиты, но никогда не спрашивал напрямую.
- На Далекой Луне бывают землетрясения?
- Да, - она пожала плечами, - иногда из-за извержений инстерстициального океана. Но чаще в связи с приливным растяжением из-за той планеты - Она описала рукой большую окружность.
- Вокруг которой вращается Далекая Луна?
- Да. Удивительно, но ей гимнографы названия не придумали. Все их глаза обращены на мои машины. Хм, ты знаешь…
- Да?
- Я заметила, что на один из роверов приходит одно и то же сообщение, перед тем, как он оживет. Это нормальная процедура?
- Да. Телеуправляемая машина должна получить пинг-сигнал и ответить на него, прежде чем полноценное соединение может быть установлено. Но можно ли это назвать сообщением? Это эхо-запрос, который значит «верни это сообщение, если оно получено…» - а дальше обычно просто пачка нулей.
- После стандартного префикса следует сообщение в низкоуровневой кодировке для текстового формата. Оно звучит: «Привет, Далекая Луна», - она улыбнулась.
Землетрясение, эхо ударившей в подбрюшье континента под центральной пустыней мантийной волны, начало утихать.
Меня пригласили участвовать в качестве «советника», как сформулировала это Служба Погоды, однако Келшаг прозрачно намекнула, что мое участие будет символическим.
В зале собраний на первом кольце – самой большой комнате, которую удалось найти на станции – расставили три десятка раскрашенных под дерево пластиковых раскладных столов, которые кто-то из службы смотрителя СДЭ накрыл тонкими зелеными скатертями из мягкой ткани, которые закрепили небольшими металлическими зажимами. Я никак не мог отделаться от мысли, что когда-то я общался со своими друзьями на СДЭ во время социальных встреч – как это называлось официально – за вот этими вот самыми столами, за которым теперь сидели председатель Постоянной Конференции, директор Службы Погоды, заведующий космическим отделением, заведующие Прямым Действием и другими подразделениями, советники от Всемирного Банка и Минконтроля Генплана и еще два десятка начальников разного уровня. Ситуация была тем более абсурдной, учитывая, что больше чем над половиной из них висел значок, указывающий, что в действительности они являлись изображениями, транслируемыми с поверхности.
За столом, оставленном в одиночестве в центре зала, сидела Первая, в своем обычном комбинезоне в ломанных полосах, с собранными в хвост перламутровыми волосами. Напротив полукругом сидели все остальные, во главе с директором Службы Погоды Кизераи Хаахо, сероглазым пожилым мужчиной с бритой налысо головой и седой бородой, ровным тонким ободком охватывавшей его нижнюю челюсть.
- Согласно твоим словам, сейчас за Миром наблюдает более десяти тысяч аппаратов под твоим управлением – Хаахо говорил размерено, бесцветным скрипучим голосом. Оставалось только догадываться, что он чувствовал на самом деле
- Это так. – Первая, сидевшая, сложив руки перед собой, как прилежная школьница, слушающая учителя, спокойно смотрела в направлении стола, где наши глаза рисовали для нас изображение Хаахо.
- Мы считаем, что пребывание твоей основной платформы на поверхности Мира предоставит тебе значительное количество подробной информации относительно интересующих тебя аспектов жизни. В связи с этим, мы требуем ограничить количество орбитальных наблюдательных аппаратов дестью единицами – без изменения их текущей конструкции. Кроме того, мы требуем предоставлять нам доступ ко всей информации, получаемой аппаратами, равно как и к планируемым изменениям их орбиты, телепортации или списанию.
- Принято.
- Относительно аппаратов на орбите Кристалла и иных планет Солнечной Системы, а также в межпланетном пространстве, мы требуем доступ к информации, постоянный отчет о их расположении, планируемых изменениях орбит, телепортации и списанию. Доступ к технической спецификации всех аппаратов также должен быть предоставлен, как оговорено ранее.
- Принято.
Переговоры шли уже полчаса. Я постоянно ловил себя на мысли, что сочувствую Первой, встаю на ее сторону, глядя как она сдает позиции, без единого возражения принимая каждое выставляемое ей условие. Требовалось каждый раз одергивать себя. Она ничем не рисковала. Как минимум она могла просто сидеть и сливать весь радиотрафик через разрешенные десять спутников, чтобы потом расшифровать его на своих безмерных вычислительных мощностях. За сотню дней она могла отснять каждый клочок поверхности и потом построить трехмерную модель. В конце концов она могла выставить наблюдательные станции в кометном облаке Солнечной Системы, где мы бы их никогда не обнаружили – или телепортировать на поверхность миллиарды наноскопических дронов-шпионов, собрать информацию в пределах секунды, телепортировать их прочь – повторять каждый день. А самое главное, она могла в любой момент наплевать на все соглашения. Текст требований был очень аккуратно составлен так, чтобы не содержать никаких ультимативных формулировок вроде «в противном же случае…», потому что если бы Первая спросила – «а то что?» - нам нечего было бы ответить. Все это было спектаклем, блефом, имитацией бурной деятельности. Только вот для кого мы его разыгрывали?
Символично, что они позвали людей из Минконтроля – вот уж у кого было не занимать опыта делать вид, что они управляют ИИ, чтобы людям было спокойнее.
Пока мы ждали Ай, я рассматривал тело Первой. В ней определенно что-то изменилось. Конечно, она сменила свои перламутровые волосы на обычные темные. Но было что-то еще. Ее черты лица, рост, пропорции. Чтобы удостовериться в своих догадках, я прогнал живое изображение через алгоритм опознания образов и сравнил с ее изображениями со станции. Все верно, большинство показателей указывали на увеличение доли инфантильных черт. Должно быть, она перестраивала свое тело – свое воплощение – постепенно, так, что я не успел заметить резких перемен.
- Ты рассматриваешь меня более пристально, чем обычно.
- Я заметил, что ты выглядишь… моложе. Как подросток. Раньше ты выглядела старше.
- Это так. Я немного – она прикинула, какое слово лучше подобрать, - изменила себя. Мне кажется, так я понравлюсь Ай больше.
- Ты… ты боишься, что она будет ревновать?!
- У нее были бы – она отбросила вычурную глагольную форму, - есть на это причины. Так?
- Мне кажется, ты ее недооцениваешь. Ай не настолько одномерна, она способна разобраться в сложных ситуациях. Способна переступить через низкоуровневые порывы, принять во внимание множество факторов, увидеть полную картину. Так, как смогла ты, ты ведь помнишь, тогда, у тебя дома? При условии, что у нее будет достаточно информации для анализа, она способна понять истинное положение дел. Она тоже человек. К чему эти трюки? Она достойна того, чтобы мы просто объяснили ей ситуацию. Она может понять.
- Тоже человек. Да, но…
- «Да но».
- Слушай. Когда я впервые встретилась с вами – если бы на мне не было легко распознаваемой человеческой формы, привлекательного лица, правильно сложенного тела – так ли легко пошли на контакт друг с другом?
- Когда я впервые встретился с тобой, ты была рубленой базальтовой статуей.
- Но хотя бы с человеческими очертаниями. Я старалась! Хорошо, допустим, с вами в контакт мог вступить безликий кристаллический монолит, или, быть может, и вовсе радиосигнал – допустим, это нейтральная ситуация, точка отсчета. Но представь, что по какой-то гипотетической причине я старалась бы приложить усилия в противоположном направлении. Есть формы и образы, которые людя интуитивно кажутся отталкивающими, строго, безальтернативно негативными, противоестественными, враждебными. Что если бы мой образ, мои движения, просодика голоса – все это было по природе своим чуждым, отвратительным? До того, как ты смог бы узнать обо мне что-то еще – смогли бы мы найти общий язык – и если да, то какой ценой? Представь, что из межзвездной тьмы к вам явился бы жуткий монстр, всем своим видом демонстрирующий собственную чуждость.
Я попытался представить себе такую ситуацию. В конечном итоге, мы бы возможно дошли до того, чтобы понять намерения пришельца – но события складывались бы совершенно иначе, и путь к взаимопониманию был бы гораздо более долгим. В действительности, если мы встречаем человека, изуродованного болезнью или травмой, или несущего модификации, сделанные без оглядки на косметические качества, нам приходится переступать через себя, через неотключаемые автоматизмы своего мозга, чтобы увидеть в них личность, столь же человечную, что и своя собственная. Люди прошлого, чье лицо было деформировано каким-либо тяжелым недугом, зачастую предпочитали носить маски, нежели показывать свое лицо. Неподвижная металлическая пластина, лишенная всякой мимики, представлялась предпочтительной альтернативой тому, чтобы вызывать в подсознании собеседника заведомое отвращение – прежде, чем он сможет составить более взвешенное суждение. В самом деле, когда мы встречаем кого-то впервые – мы считаем разумным улыбнуться, говорить спокойно, вести себя дружелюбно – просто чтобы заложить прочную основу для дальнейших взаимоотношений.
- Ай тоже человек – и она тоже в известной степени является узником своего эмоционального интеллекта. Я вижу что ты имеешь в виду. И все же.
- Да?
- Ты ведь…
- Я кукловод, лишенный подобных пут, возвышающийся над запертыми в правилах собственной игры. Человекоподобный искусственный интеллект. Она не сможет поставить себя на место, не станет расценивать меня как равного себе агента, поймет, что мои алгоритмы беспристрастно и холодного дергали за ниточки твоих чувств. Так?
Я поводил ладонью из стороны в сторону:
- Я бы не стал это так формулировать. Но, пожалуй, это не очень далеко от того, что я имею в виду.
- Если честно, я не знаю. Я предпочитаю думать, что я играю по правилам. Так же, как и окружающие меня люди.
- Ты играла по ним еще до того, как узнала нас.
- Я некоторое время наблюдала за Миром. Хотя зачастую трудно было понять контекст, представить, что в действительности стоит за получаемыми сигналами. Это были, как бы это передать, сети взаимодействий. Массивов данных было достаточно, чтобы увидеть некоторые закономерности, но недостаточно, чтобы видеть за их узлами больше, чем голые символы.
- Ты ведь не помнишь, откуда взялся нанорой, который тебя создал и как это происходило? Но прежде, чем ты пришла в себя, открыла глаза, начала учиться – должна была быть создана система, которая обеспечивала бы базовые функции. Тебе ведь не пришлось учиться, как создавать самые простые машины, как управлять телепортацией, как интерпретировать сигналы со своих датчиков. Ты не узнала откуда-то, что в нашей религии есть это что-то неправильное. Ты сразу понимала, что Темная Звезда это что-то, чего следует избегать. И ты сразу понимала, что следует найти других людей, - я отметил, как же просто выглядела эта фигура речи, как удобно было не прибегать к каким-либо обходным формам, описывая ее мотивацию, а просто признать ее как одну из нас даже на уровне языка. Вероятно, человеческие языки просто никогда не нуждались в том, чтобы выработать конструкции для описания не-человеческих интеллектов и нам проще насильно вписать их в одну категорию с собой – даже если это может быть не вполне корректным.
- И понимала, как следует вступать в контакт с другими.
- Именно. В тебе должен быть какой-то набор врожденных инструкций, автоматизмов, низкоуровневых знаний и инструкций. Как процессор не может знать, определенный набор символов двоичного кода означает «сложение» если только это не заложено напрямую в его архитектуре – прежде, чем по его транзисторам пробегут первые электроны.
- Я, - Первая посмотрела на свою ладонь и медленно сжала е пару раз, - я не думала об этом так. Но я не могу найти возражений.
Она задумчиво закивала головой, уставившись в пустоту. Я заметил на ее лице тень улыбки и на всякий случай сверился с программой опознания образов, которая подтвердила мое наблюдение. Что это было – ее сознательное решение элегантно и органично сказать «и, наверное, не уверена, что хочу их искать» - или ускользнувший из-под ее контроля автоматизм, выдающий ее внутренние переживания?
|