На всякий случай напоминаю, что слова «эмоджи» и «эмоции» не являются однокоренными, а просто случайно созвучны.
Достаточно заглянуть в словарь японской речи (или, например, в Википедию), чтобы наглядно убедиться в том, что слово «эмоджи» («絵文字») происходит от «э» («絵», что означает «картинка») и «моджи» («文字», что означает «символ»).
Именно поэтому существуют различные частные случаи:
- Эмоджи может выражать эмоцию, являясь смайликом (таковы, например, «😊» или «😢»).
- Эмоджи может выражать эмоцию, отнюдь не являясь смайликом (а являясь, например, жестом, как «👏» или «🙅»).
- Эмоджи также может выражать вообще не эмоцию, а некоторый предмет. Это может быть пища — например, данго («🍡») или онигири («🍙»). Это может быть предмет быта — например, скрепка («📎») или угóльник («📐»). Это может быть ещё нечто совершенно другое — например, Токийская телебашня («🗼»), велосипед («🚲»), саксофон («🎷») и проч.
Я согласен, что русский язык позволяет передать эмоции текстом, да и японский язык также. Но ведь мы находимся на Иичане, мы знакомы с японскою визуальною культурою — следовательно, мы можем (как и Щигетака Курита, который изобрёл эмоджи) брать пример с японской манги и аниме, в которых приняты совершенно определённые невербальные (то есть не словесные) знаки: «💢» («вздувшиеся сосуды») означают гнев или раздражение, «😓» («капля пота на лице») означает переживание собственной или чужой неловкости (неудобной ситуации) или предчувствие недоброго, «🙇» («глубокий поклон») является сильным выражением благодарности, или принесением глубочайших извинений, или униженною просьбою, и так далее; даже медицинская маска на лице («😷»), хотя и понятна западному человеку, гораздо более распространена в Японии (в статье http://www.nippon.com/ru/features/jg00084/ число продаж таких масок в Японии оценивается ≈4 миллиардами в год). Внеяпонские жесты и внеяпонские предметы быта в эмоджи не представлены; так, например, автор статьи http://www.nytimes.com/2015/03/08/opinion/sunday/turn-emojis-red-white-and-blue.html досадует о том, что среди эмоджи нет символов, означающих типично северо-американскую пищу (например, буррито или индейку) или типичные северо-американские жесты (например, средний палец руки).
В известной мере явление эмоджи по своему происхождению и по своей визуальной форме объективно является ещё одним ответвлением, ещё одним побегом и ростком от того же корня и ствола японской визуальной культуры, на котором произрастают аниме, манга, ранобэ, визуальные романы, «анимешные» данмаку, «анимешные» JRPG, «анимешный» косплэй, «анимешные» мини-скульптуры и дакимакуры.
Рассуждать о том, что эмоджи не нужны, потому что русский язык богат — это почти как рассуждать о том, что не нужен Такэхая （健速） и не нужна Такемия Ююко, потому что есть Пелевин и Чудинова; или же (чтобы вместо единичных имён собственных в пример приводить всё же нарицательные названия обширных явлений) всё равно что рассуждать о том, что богатство русской речи исключает всякую необходимость существительных, в изобилии нами из японского языка заимствуемых (таких, как «гуро», или «чунибё», или «синдзю», или «цундере», или «нэкомими», или «хикки»), а также и необходимость существительных, не просто заимствованных в первозданном виде, но и частично успевших обрусеть через обзаведение элементами русской морфологии («няшечка» вместо «няша», «сэмпайка» вместо «сэмпай», «нэка» вместо «нэко-мусумэ»). То есть это та точка зрения, та позиция национальной культурной автаркии, за которой нетрудно признать некоторое право на жизнь, но зато куда труднее отделаться от мысли о том, что исповедовать такой образ мыслей было бы и логичнее и последовательнее за пределами Иичана, чтобы сознание на каждом шагу не подвергать лицезрению проявлений японской нерусскости.
