Известно, что на израильской периферии секса нет. Не знают о нем ни в Беер Шеве, ни на Голанах, ни в Кфар-Сабе. Кого-нибудь могут изнасиловать в Петах-Тикве, а в Иерусалиме какая-нибудь религиозная пара может соблюдать мицву каждый шабат. Но то обыденность, а не сексуальность — ведь вся она давно осела и сконцентрировалась в Тель-Авиве. В Тель-Авиве секс везде. На каждом шагу в него можно вляпаться: улочки запорошены листовками недвусмысленного содержания. Среди множества ароматов набережной, где-то между запахами шаурмы и фекалий, можно четко распознать оттенки лубриканта. Тель-Авиву все равно, кто ты и зачем ты. Тель-Авив приласкает твое женское начало и потеребит твой мужской конец. В почете любые вкусы и любой кошелек. Пятьсот шекелей? Легко. Сто двадцать? Без проблем. Полтинник? Найдется. Бесплатно? Да, пожалуйста. Лишь стайкам озабоченных мальчишек ничего не перепадет. Напрасно рыщут они из очереди в очередь у клубов. Несовершеннолетних мальчиков любят только на периферии, в Тель-Авиве им места нет.
И вот сижу я в одном из десятков пабов. Потягиваю разбавленное нефильтрованое, озаряя мрачные стены заведения ярким одиночеством. Неподалеку сидит она, изливает на подругу море смеха и компенсирует расходы текилой. Пересечение взглядов, одолженная зажигалка, и смех льется теперь в мою сторону. Она рассказывает мне о своих интересах и планах, а я киваю и отшучиваюсь. Четко даю ей понять, что мне наплевать, и она понимает. Чейсер за счет заведения, вторая пачка сигарет, и отлучившаяся куда-то подруга. Она слюнявит мне шею, я перебираю ее волосы. Поочередный поход в туалет и обязательный косячок на дорожку. Счет платим пополам, хотя я оставляю больше чаевых. Ее подруга уже заказала такси, она в него садится и уезжает, блеснув мне на прощание пьяной улыбкой. По пути к маршрутке, я успеваю потерять зажигалку, прикурить у трансвестита и показать документы полицейскому. Воздух уже шевелится предрассветным бризом, закрываются последние бары, открываются первые булочные. Я сажусь в маршрутку, ничуть не жалея о том, что могло бы быть, и чего никогда не будет.
