Была обычная летняя ночь. Луна, освещавшая деревню серебряным светом, висела высоко в небе. Ветер, качающий ветки полуголых деревьев, ещё больше говорил нам, что тепло продлится довольно долго.
Он стоял у закрытой двери одной из лачуг. Его лицо выглядело напряженно и вдумчиво. И так и было – он думал. Он знал, что что-то должно произойти, а вернее это что-то хотел сделать он. Смерть открыл дверь и вошёл.

Снаружи лачуга казалась больше, чем внутри, хоть и была практически пустой. Большая печь в правом углу занимала треть комнаты, левее перед окном стоял стол, и в дальнем от двери углу стояла кровать, на ней лежал человек. На вид человеку было лет семьдесят. Седые волосы по всей голове и смуглая морщинистая кожа выдавали в нём это. Глаза его сидели очень глубоко и казались давно мёртвыми, хотя умер он совсем недавно.

Смерть подошёл к нему.

– Вставай – повелительным голосом обратился он к человеку. Правилами запрещалось разговаривать с людьми на работе, но он больше не мог терзать себя. Душа старика выйдя из своего тела, встала перед смертью, и пока ещё не понимая, что происходит, продолжала дрожать так, как будто это требовало от неё мышечных усилий.

– Кто ты? – спросил у Смерти старик. Его глаз были почти не видны из-за нависших бровей и было трудно понять – боится он или нет.

– Что? – с недоумением посмотрел на него Смерть. Он никогда не задумывался над этим вопросом, он просто делал то, что казалось ему правильным.

– Как твоё имя? – уточнил было старик, поняв, что его собеседник сконфузился.

– Смерть – ответил Смерть. – То есть… Это не моё имя, но меня так зовут.

Старик задумался. Он понял, что происходит и не знал, что ему надо делать и надо ли вообще что-то делать. Он с грустью опустил голову.

– Пора, значит? – выдавил он из себя. Его глаза начали наполняться слезами, он испытывал некоторые сомнения по этому поводу. Ведь он всю жизнь работал не покладая рук, но не заработал ничего, чтобы как-то скрасить свою старость. Его жена умерла от неизвестной ни магам ни докторам болезни уже очень давно, а детей у них не было.

– Погоди – сказал Смерть и ободряюще положил ему свою костлявую холодную руку на плечо. Он видел, как это делают другие люди, но у него это вряд ли получилось ободряюще… - У меня есть к тебе вопросы.

– Какие вопросы? – вытирая слезу, пробубнил старик.

– Вот скажи мне, – начал было Смерть, но прервался и бросил короткий взгляд в окно. Там всё ещё стояла ночь, и не было никаких намёков на скорый рассвет. – Скажи мне, ты боишься смерти? Ты боишься умереть?

– Да, – покорно ответил старик и как будто вжался сам в себя. Голос Смерти, казалось, звучал повсюду и пронизывал его насквозь, он не знал куда деваться.

– Но почему?! – шепотом прикрикнул Смерть. В его голосе слышалась нотка отчаяния. – Тебе понравилась твоя жизнь?

Старик в растерянности стоял и потирал друг об друга руки – он не знал, что ответить.

Смерть подошел к окну. – Что такое жизнь? – не дождавшись ответа, задал он другой вопрос.

– Наверно это что-то большое. Что-то красочное и радостное, состоящее из особых мгновений, которые откладываются у тебя внутри и помогающее тебе жить дальше в надежде, что этих мгновений будет больше…

– Сколько у тебя было этих мгновений? – с интересом спросил у него Смерть.

Старик снова задумался. – Бывают и такие моменты, которые ты не хочешь запоминать, но они грызут тебя сильнее других – слезы снова стали наворачиваться у него на глазах.

– Но почему ты тогда боишься смерти? Ведь в твоей жизни не было ничего большого и радостного.

– Я не знаю, – растерянно ответил старик. – Люди всегда боялись неизведанного.

– Не все, – сказал Смерть и удивленно посмотрел на старика. Если бы у Смерти были брови – они бы сейчас были высоко подняты.

– Да. Но те, кто не боятся, обычно натыкаются на эту самую неизвестность и в этот момент они не знают, что им с ней делать, – человек подошел к окну и стал смотреть вдаль.

– Да – проговорил Смерть, вспоминая несколько случаев из своей работы, и тоже подошел к окну. – Может, некоторые вещи лучше и не знать.

Они оба стояли и смотрели вдаль, как будто ожидая, когда из-за горизонта выглянет ласковое солнце и ударит своими лучами в глаза.

– Хорошая ночь, теплая, – проговорил старик, чтобы поддержать разговор.

– Да, – безразлично ответил Смерть. – Знаешь, твоя жена умерла от сердечной астмы, – сказал он и взмахнул косой.

Из-за пригорка показалось Солнце. Оно выглядело таким мощным, что казалось, её лучи охватывают весь мир разом. Наступило утро.

Зимние сумерки: ты зарываешь руки в карманы, когда холод и глубокая тень расползаются от стволов деревьев и охватывают тебя со всех сторон. Из низкого окна неподалёку в твою сторону падает тёплый свет. Внутри: чистота, ёлка, подарки, твоя богиня, сердце пропускает удар. Она с кем-то оживлённо разговаривает, сдержанная радость в её движеньях.

Ты знаешь: уже слишком темно, чтобы тебя заметили, но ближе подходить нельзя. Видение искажено ледяными узорами на стекле и твоим собственным неровным дыханием.

Она ложится на диван, и ноги её в полосатых гольфах задорно забираются на подоконник. Их видно так отчётливо, что кажется: окно стало ближе. Она продолжает беседу, неспешно перебирая пальцами в такт своим мыслям. Вдруг ноги вздрагивают, и над подоконником подскакивают колени — она смеётся.

Сейчас на тебя внимания не обратят, и ты осмелился шагнуть вперёд, сквозь снег. Чувствуя, как замёрзли ступни, делаешь шаг, ещё и ещё. Теперь до окна можно дотянуться рукой. Её ноги исчезают где-то внизу, и кажется, проходит целая вечность, пока они не показываются снова, на этот раз висящие в нескольких сантиметрах над подоконником.

Какое-то время спустя ты сидишь под окном, вжимаясь спиной в кирпичную кладку, и смотришь на зажигающиеся в бледных сумерках звёзды, но стоит тебе закрыть глаза, как перед ними предстают ритмично мелькающие полосатые голени и тонкая рука, нежно, но крепко сжимающая спинку дивана, и маленькие часики начинают тикать внизу живота.

Наконец решаешься подняться, всё медленнее по мере того, как глаза приближаются к нижнему краю окна. Теперь видны лишь её гладкие колени, и они продолжают раскачиваться туда-сюда. Твоя рука как будто сама движется им навстречу, пока указательный палец не упирается в твёрдую поверхность стекла. Растапливая лёд, он медленно спускается туда, где должны начинаться гольфы, и снова вверх, неожиданно для тебя самого выводя среди ледяных перьев водяное сердечко. Ты думаешь о том, что сейчас она так же краснеет и сердце её бьётся так же часто, как и твоё. Ты хочешь оказаться рядом, чтобы убедиться в этом, услышать её прерывистое дыхание. Прильнув всем телом к стене, ты склоняешь к окну горячий свой лоб, силясь представить нежную прохладу её дрожащей ступни вместо твёрдой морозности стекла. Всякий раз, как внизу что-то предательски подрагивает, зажатое между твоими бёдрами и кирпичной кладкой, ты повторяешь: "Только не сейчас, это не нужно тебе, ты знаешь, это не нужно ей; смиренно прими это тепло, даже если огонь её горит не для тебя; и тогда, если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты будешь со мной, только Ты". Закрываешь глаза, сосредоточившись на своём дыхании и, когда либидо ослабляет хватку, вновь устремляешь взгляд в глубину тёплой комнаты, пытаясь обрести покой в тихом сиянии её тела.

Этот проникновенный пафос!
---
Этот утренний аромат трав перед боем пьянит не хуже вина и молодых дев. Момент истины близится! Любая мелочь идёт в счёт, любая ошибка сейчас может решить судьбу целого народа, и нервы трёх тысяч бравых мужчин натянуты не хуже тетивы в эльфийском луке перед самым выстрелом. Для многих из этих славных воинов это последний рассвет, и смерть с нетерпением ждёт момент, когда сможет обмакнуть своё поганое перо в человеческую кровь и навсегда вычеркнуть наши имена из книги судеб этого мира. Внутр меня всё так сильно трепещет, что хочется кричать надрывая глотку до изнеможения! Давай уже!
Давай, чёртов горн!
Возвести уже начало бойни! потому что я ни минуты больше не вытерплю этого напряжения...
Неужели?
Я слышу его?
Я слышу его!
Я делаю глубоки вдох, и мой дракон расправляет крылья.
Это будет тяжелый взлёт, ведь с нами обвес из почти тысячи коротких металлических стрел, которые дождём прольются на головы врагов Небесной Империи, если, конечно же, меня не прихлопнет раньше какой-нибудь ублюдок верхом драконе.
Анри, чувствует мой трепет, ведь разумы наездника и дракона сцеплены словно звенья одной цепи. Она просит прижаться к ней сейчас так крепко насколько хватит моих сил.
Я знаю... Я знаю! Мы взлетаем!
Драконы летают не как птицы, и для наездника, это всё равно что лететь оседлав комету. Анри знает мои чувства, но ничего тут не поделаешь... После резкого взлёта мы оказались в лазурном небе, высоко-высоко над полем боя, и даже чертовски умелым лучникам вряд ли сбить с земли цель на такой высоте, потому не они беспокоят меня больше всего... причина моего беспокойства в том, что мы в небе отнюдь не одни...
— Дай мне силы! Истинный Бог-Дракон! Дай мне силы! — Ору я, но меня почти не слышно, ветер уносит слова, но ОН услышит, ведь ОН внутри каждого из нас.
Я чувствую как сила растекается словно расклинённая магма по моим магическим цепям, но чувствую мне не хватит дистанции для атаки.
...
---
Ух, всё... отпустило.

• Ты принёс?

Её голубые глаза сомкнулись в лёгком прищуре, будто сканировали меня по своим неведомым мне алгоритмам.

• Не совсем то, что ты ожидаешь.

Я положил на стол чёрный, целлофановый пакет, с нарисованным на нём оранжевой пальмой.
Тут вам стоит рассказать как он попал ко мне.
Утром, проходя около дурно пахнущего разгильдяя, что валялся на улице и упорно бормотал на каком-то диалекте либо ассирийского, либо арабского, мне приглянулся вышеописанный пакет. И тут, как подобает верному рыцарю своей дамы я вырвал из его волосатых рук это произведение массового искусства.
Такое действие было вызвано скорее не моей клептоманской сущностью, что также присутствовало во мне (а сама клептомания не являлась следствием «Синдрома Плюшкина», мне доставляло скорее не от владения вещью, а от её получения, от самого процесса), а скорой необходимостью. Таким образом, схватив пакет и устремившись наутёк я побегал по кварталу своего северного городишки и вернулся на свою квартиру, где меня встречала своей широкой белоснежной улыбкой «Подруга дней моих суровых». Как я и говорил, выходил я на улицу не без смысла, а совсем даже наоборот. Давеча моя сожительница попросила меня найти ей новую вещь, для, так сказать, «вдохновения».
Стоило бы подробно описать то что творится в её голове, что конечно на самом деле мне мало известно, но то что точно ясно поведать вам стоит. Если моей страстью являлось действие, так грубо называемое сейчас кражей (хотя как я и говорил выше кражей оно совсем не является, вещи мне совершенно не нужны и чаще всего я возращаю их по почте. А то что почта не всегда доставляет то что отсылаю я, как раз кражей и является), то её страсть это «история». История не в смысле унылых книженций, а в физической её сути. Объясняю на примере, у Копаткина Цариденко Васильевича, что проживает в квартире этажом ниже, была замечательная трубка из слоновой кости, подарённая ему Индусом когда он ещё работал в той далёкой стране менеджером по PR. (И не думайте что это у меня такая память, просто у Копаткин иногда заходит ко мне в гости для прокачки своей социальной активно, ибо что за PR менеджер без знаний о поведении социума (хотя если быть честным модель социума из нас двоих так себе)) И вот, одним весенним утром, числа кажется 24 или 27 апреля, моё чудо, как всегда, сидело на балконе, и обнюхивало очередной бомжатский пиджак и издало настолько странный клич что я бы уже думал что она таки выпала с балкона, но нет! Запах оставленной внизу трубки возбудил её до такой степени, что мне, а точнее моей, как собственно и вашей, части меня страстно захотелось воспользоваться этой возможностью и посему я полез на балкон. Я не буду описывать каким трудом и с каким риском для жизни я доставал это трёхклятую трубку (на 14 этаже, если что!), но то как она схватила её, сбросила всю одежду и вместе няшились ей я запомнил на всю жизнь. Впрочем, когда вся эта история закончилась и все запахи Копаткина себя истощили я подбросил её в почтовый ящик. (Потом он ходил всю неделю счастливый как идиот и было довольно трудно держать свой секрет при виде его красного, как помидор, лица, но это уже другая история) Ну так вот, протянув ей пакет я с гордой миной на лице рассказал всё то, что рассказал и вам. Видели бы вы как она вела себя во время моего повествования! Ммм, она скакала по всей квартире как бешенная, её лицо было безумным, безумным не как сейчас показывают в тупом кинце, а БЕЗУМНЫМ В АБСОЛЮТНОЙ СТЕПЕНИ. Закончив рассказ я уже начал думать как успокоить её, как она набросилась на меня, повалила на пол и тут началось то, что описывать я не имею права. Проснувшись на следующий день, около 9:00 утра я обнаружил себя в прихожей и смутно вспомнив произошедшее направился в ванную дабы навести на себя ежедневный марафет. Открыв дверь в ванную передо мной открылась изумительная картина, моя любовь в абсолютно голом виде лежала в ванной и обнимала, при этом протяжно стоня, найденый мной пакет.

• Как дела?

Спросил было я, но она резко встав из своей купели подошла ко мне с лицом полным нежности, что я вижу редко и протяжно, словно кошка прошептала:

• Ты не представляешь, что ты нашёл. Это не просто вещь «с историей», mon ami, это то, что будет её творить. Она окутана не только запахом арабских стариков, которые покрыты кожным салом полным микроскопическими песчинками, что витают по всей бескрайней арабской пустыне, она окутана тем запахом разрушения, запахом горечи и сладости который сначала прорывается мощно, яростно, со злостью, но затем покрывает тебя и греет как любящая мать.

В конце её речи, мне стало казаться что пакет стал вибрировать и менять цвета, что несколько удивило меня. Хотя через несколько секунд, когда яркая вспышка окутала мой взор и мне стали абсолютно понятны слова моей подруги, как и то что с какой целью валялся на улице рано утром тот злосчастный тип.

[iiSubs] 百円 [романтика, мистика, экономика]. 3 сезон

Ватанабэ-кун - обыкновенный японский школьник. Как и абсолютное большинство японских школьников, живёт он в каком-то городке где-то за Уралом. А поскольку ему уже 19 лет, а принимать решения самостоятельно он боится, то его выгоняют из школы и без экзаменов принимают сразу на второй курс условного зауральского информационного института им. Красного Знамени Памяти Лэйн Ивакуры, в котором он старательно изучает программирование. Семья Ватанабэ неполная - его отец и дед при загадочных обстоятельствах исчезли ещё до его рождения, а его мать отказывается что-либо о них рассказывать.

Наоко - перспективный софтверный инженер из пригорода Условного Зауральска. Будучи опытным kernel-хакером, CCNP в третьем поколении и мейнтейнеров восемнадцати пакетов дебиана, она с трудом находит общий язык с людьми. В отчаянии, она решает окунуться в студенческую среду, которая судя по картинкам в интернете полна бесконечных анимовок, пьянок и прочего веселья на вписках. Она экстерном сдаёт всю программу первого курса, и зачисляется сразу на второй курс условного зауральского информационного института. На анонимном форуме Добуротян, который посещала Наоко, неоднократно писали, что самая угарная студенческая жизнь у хикке, вот она и сняла квартиру, нехотя портировала пару ММОРПГ под вайн и заперлась дома, а со старостой группы договорилась, чтобы он на лекциях её отмечал, и все экзамены сдавал сначала за неё, а уже потом, на пересдаче - за себя. Ну, в общем сделала себе всё как у хикке водится.

Их судьбоносная встреча случается в тот день, когда сотрудник Red Hat Linux проникает на ноутбук Наоко через незакрытую уязвимость в SSL и опустошает все её биткойн-кошельки, содержавшие пятнадцать миллионов . Данная акция возмездия является уже четвёртой за один лишь этот месяц атакой на ключевых мейнтейнеров Debian, но пока герои ничего об этом не знают. Не знает об этом и Ватанабэ, для которого юная Наоко - всего лишь непопулярная одногрупница, имя которой он судорожно пытался вспомнить. А она ему и начинает рассказывать, что у неё совершенно нет денег, чтобы квадрокоптер с пиццей домой вызвать, а жрать-то хочется. И просит у него 100 йен на покупку железа для майнинга биткоинов. Типа, почти всю сумму у всяких лохов настреляла, а вот чуть-чуть не хватает. Даже сдачу обещает отдать, если он подождёт.

И тут у Ватанабэ случается первый в данной истории мощный флешбэк от грибов, булочку с которыми ему по ошибке дала буфетчица. Покидая своё тело, он переносится в далёкое прошлое, в Японию эпохи Сёва. Родной Условный Зауральск как будто светлее и зеленее, чем обычно, всюду цветут цветы, а прохожие светятся непривычным для Ватанабэ счастьем. Его мать, молодая, красивая и с гигантским животом, улыбаясь, смотрит в окно родильного отделения Третьей Муниципальной Больницы Условного Зауральска на виднеющийся в окно Урал. Поглаживая живот, мама шепчет добрым голосом что-то про деда и шахту. Наевшись куриного бульона, она засыпает, всё так же держа руку на животе. Картина темнеет.

Бесплотный дух Ватанабэ переносится на несколько дней вперёд. Весь город накрыт пеленой жёлтовато-серого дыма. На руках у родившей матери Ватанабэ кашляющий младенец, на плечах у неё больничный плед, на глазах слёзы, на столике перечитанная сотню раз записка от деда и сотня йен. Как будто в ответ на немой укор матери Ватанабэ, телеведущий разводит руками, и повторяет, что никаких следов пропавших в шахте рабочих до сих пор нет. Мать отдаёт кашляющего младенца медсестре и берёт на руки беззаботно улыбающегося маленького Ватанабэ. Картина темнеет.

Прошло ещё несколько лет. Мать Ватанабэ плача, ведёт его домой из садика. Очередной финансовый кризис лишает её работы. Она воспитывает маленького Ватанабэ совсем одна, поэтому в отличие от остальных детей он ворует из садика еду на двоих. Подходя к своему дому, мать и сын замечают тёмную фигуру, выходящую из их ворот. Фигура не откликается на громкий возглас "Шалом", значит это был не человек. На столике в комнате Ватанабэ обнаруживается 100 йен и новая записка. Его мать наконец-то может оплатить интернет и разместить резюме на headhunter. Картина темнеет.

Ватанабэ открывает глаза, и видит испуганно глядящую на него Наоко. Поднявшись на ноги, и вытерев пену со рта, от кричит несвязный бред про деда и сто йен, он убегает прочь. Пытаясь разобраться в собственном прошлом, он обращается за помощью к хакерам Anonymous с форума jjChan для одиноких домохозяек. Одна из них делится с ним рецептом онигири, убеждает в том, что их себестоимость куда ниже ста йен, и советует передать Наоко о-бэнто и вообще взять её на содержание. В то же время на jjChan всё чаще и чаще упоминаются слова "дед", "шахта" и "100 йен". Это не может быть простым совпадением, решает Ватанабэ. А раз так, то сближение с Наоко оказывается неизбежным.

На следующий день Ватанабэ извиняется перед Наоко, вынужденной минувшие сутки питаться мелом, украденным из поточной аудитории условного зауральского института. Узнав что он тоже хикке, Наоко проникается к нему уважением и рассказывает ему, что любит читать свежие коммиты на kernel.org, и про другую всякую любимую литературу тоже. Ватанабэ нравятся неожиданные стороны его новой подруги, Наоко прощает его и просит в качестве компенсации кормить её каждый день до стипендии и гулять с ней каждые выходные до выпуска.

На первом же их свидании случается бида. Замёрзнув от условных зауральских декабрьских морозов, он отправляются пить чай в кафе, где их уже поджидает переодетый в костюм мейдо-официантки сотрудник RedHat. Он незаметно подливает в чашку Наоко концентрат лихорадки Эбола и выгоняет их на мороз. Понимая, что она смертельно больна, Наоко уходит домой, где и планирует провести свои последние дни, боясь заразить своего друга. Ватанабэ понимает, что она в беде, и героически пробирается в подземное хранилище экспериментальных вакцин и добывает нечто, что по неопытности считает малиновым вареньем. В тот же вечер они по-дружески няшкаются под пледиком, но без хау~ау.

Зная, что Ватанабэ можно доверить свою жизнь, Наоко просит прикрыть её тылы на грядущей миссии, он с радостью соглашается. На следующих выходных они успешно проводят 48-часовой хакатон, спина к спине разрабатывая на питоне кроссплатформенный платформер про котиков. Ватанабэ позже признаётся, что это были лучшие выходные в его жизни

Тиа. Японская студентка 3 курса на факультете филологии. Все шло своим чередом. Будничные дни не предвещали ничего необычного.
Тиа скучала. Полная аудитория. За партами сидели студенты, слушая курс уже немолодого и опытного преподавателя Кирра.
Тиа сидела за партой у окна. Она не хотела слушать учителя и наблюдала за весенним зеленым расцветом за окном. Учитель заметил это и, продолжая читать лекцию, медленно подошел к ней и встал у ее парты. Тиа его не заметила. Учитель повысил тон голоса, и незадачливая студентка вздрогнула, заметила взор преподавателя и стыдливо начала слушать. Все уставились на нее, а учитель, уже не глядя на нее, направлялся к доске.
Она думала и терзала себя все занятие. Ей не давало покоя этот случай. Она считала, что преподаватель будет строг с ней, когда будет экзамен. Нет, скучно не будет. Часы над дверью тикали и стучали каждую секунду в ее голове. Тиа ждала конца этого занятия, но конца все не было. Это конец.
Часы скоро покажут час конца занятия. И можно бежать. Выйти из аудитории. Душно. Стрелка часов затормозилась и каждая секунда отдавалась в голове...
Звонок, предвещающий окончание занятия. Это конец. Свобода и облегчение. Тиа начала быстро собираться, чтобы наконец выйти из здания и окунуться себя в весеннюю цветущую атмосферу. Она собралась и уже было выходила. Вот. Дверь близко... И конец, но... Кирр позвал ее и попросил остаться.

Сердце Наоко бешено колотилось от волнения, оно было вдвое, а то и в трое чаще маятника часов в коридоре. А каждый тик этих часов в свою очередь приближал неизбежное. Скоро он прийдёт, и будь что будет. Она лежала на разобранной постели поверх одеяла, одетая в домашнюю пижаму с медвежатами, и прикрыв глаза и прикусив губу, прокручивала в голове то, как она докатилась до такого. А вспомнить было что - и свою февральскую ангину, благодаря которой всё началось, и нелепые попытки повторных встреч, когда её чуть не застукали в приёмной, и бессонную ночь после прочтения статьи о симуляции в подростковом журнале младшего брата, и о тех трёх экспериментах, которые она проделала за эту неделю, проверяя прочитанное на себе.
Звонок домофона застал её врасплох, почти на двадцать минут раньше назначенного времени. "Я открооою!", - по привычке крикнула девушка, как вдруг вспомнила, что она дома совсем одна. Ведь всё именно так, как она подстроила. И назад пути нет. Или есть? Рассмеяться, отшутиться? Рассказать всё как есть? Действовать по плану? Передумать? Не отступать? Действовать аккуратно или прямо? Или не действовать? Может не открывать? Боже, что же делать? Для начала взять трубку? "Добрый день! Это Ватанабэ." Это он~~~ Не молчи. Не молчи! НЕ МОЛЧИ! "Се.. Седьмой этаж, пожалуйста." Для убедительности нужно покашлять. Или не нужно? У меня же температура, а не кашель. Боже, боже, боже! Он же уже поднимается на лифте, нужно скорее всё сделать!!!
Наоко капнула немножко спиртового раствора йода на кусочек сахара-рафинада, и проглотила получившуюся пилюлю, запив стаканом воды. Оглянувшись в зеркало и поправив причёску, она шумно выдухнула и резко повернула тугую ручку двери. Ватанабэ-сенсей вышел из лифта, встретился с ней глазами и неловко улыбнулся. "Здравствуй,.. Наоко, так ведь? Опять заболела?" Она тоже неловко улыбнулась, показала где разуться и помыть руки и повела сенсея в свою комнату. "Итак, что беспокоит на этот раз?" Наоко развела руками. "Грипп, наверное..."
Участковый терапевт взял девушку за руку и посмотрел на стрелку часов, вторящих грохоту маятника коридорных часов, в котором Наоко растворилась бы без остатка, если бы не уверенная рука Ватанабэ. "Пульс частый", вздохнул сенсей и продолжил Давление оказалось в норме. Язык нормальный. Горло не воспалено. Миндалины без налёта и не увеличены. Пришла пора измерить температуру. Всё должно сработать. Должно.
Видя, что Наоко напряжена, её гость решил распросить её об учёбе, но она была немногословна, и всё, что ему удалось узнать - лишь то, что она учится по гуманитарному направлению в одном из высших учебных заведений Токио. Градусник пиликнул. Наоко не глядя отдала его сенсею, тот взглянул, поднял бровь, вздохнул и сказал "раздевайтесь, мне нужно послушать ваши лёгкие". Наоко послушно расстегнула пижаму. Она ещё не знала, что градусник показывал две полоски.

• “Стой, куда ты, ну ты и соня, как тебя зовут?”
• “Румико.”
• “Ну тебя даже вчерашняя гроза не разбудила! Наконец-то мы прибыли в Пинфан. Кстати, я Хироаки.”
• “До сих пор понять не могу, зачем нас сюда отправили вообще? Мы же гражданские.”
• “Черт их знает. Эх, говорили мне, иди на экономиста, отец все устроит. Сидел бы сейчас в тепле, а не в этом тесном вагоне…”
• “Тихо, кто-то идет.”

К паре измотанных дорогой молодых людей подошел военнослужащий:

• “Мы прибыли на конечную, следуйте за мной.”

Собрав нехитрый скарб и поправив костюмы, молодые люди в сопровождении сержанта покинули душный вагон локомотива. Стояла пасмурная погода, усугубляющая и без того паршивое настроение.

• “Наконец-то вы прибыли, Хироаки, Румико.”
• “О, Касахара-сенсей?!” — ответили хором молодые люди.
• “Да, решил вас лично встретить и довезти до места, где вы будите проходить практику под моим руководством. Пойдемте, у меня в машине горячий кофе с пряниками.”

Дорога вела в сторону от Пинфана, и вскоре черный «бенц» сенсея был уже у ворот военной части. Последнюю, мягко сказать, молодые люди представляли себе иначе: вокруг суетились люди в белых одежах, в резиновых перчатках и сапогах, вместо привычного плаца или аэродрома.

• “Сенсей, а чего мы вообще делаем тут в Китае, да еще и в военной части?” — спросил Хироаки. “Неужели нельзя было дома, в Токио? ”
• “Поскольку вы самые перспективные студенты среди своих факультетов, я решил, что здесь ваш талант раскроется максимально. Сразу введу вас в курс дела: тебя, Хироаки, как неплохого фотографа, я рекомендовал командующему Арите, являющимся куратором исследовательского отдела рентгеновской съемки. Ты, Румико, талантливая художница, будешь работать со мной в отделе исследования вирусов. От тебя требуется зарисовывать все стадии внешнего проявления заражения у подопытных.”
• “Что вы сказали, Касахара-сенсей??? Какие вирусы, какие еще подопытные? Меня сейчас стошнит…”
• ”Это для блага нашего дела, Румико. Здесь, близ Пинфана, наша секретная база по изучению вирусов и бактерий. Тебе выпала честь помочь отечественной науке! Все твои рисунки послужат наглядным пособием для обучения нового поколения вирусологов! Я очень надеюсь на тебя, Румико!”
• “ Касахара-сенсей, я не узнаю вас, вы мне так нравились, а все, что я здесь услышала….я хочу домой, в Токио! Хироаки, ты-то чего молчишь?”
• “А…этто…”
• “Нет!” — вскричал сенсей. “Это дело государственной важности! Более того, это в твоих интересах, Румико, иначе ты будешь отчислена из университета! ”

Румико заплакала, но вынуждена была согласиться, ведь быть отчисленной из токийского университета — это позор для её семьи. Дед Румико, еще при дворе Токугавы рисовал хризантемы, а полотно отца украшало одну из комнат императорского дворца.
Так начались кошмарные дни для Румико. В течении двух месяцев ей пришлось наблюдать отвратительнее вещи, и, хуже того, тщательно фиксировать все на бумаге. Само-собой, нервы были на пределе, и в сентябре, во время эвакуации базы после успешного советского наступления на территорию Маньчжурии, девушка покончила с собой посредством выстрела в висок. Пистолет же она нашла в кабинете уже покинувшего расположение части Касахары-сенсея.

Деревня тоже оказалась брошенной - пустые улицы, пыльные окна без единого огня и гнетущая тишина. Док притормозил на въезде, уступил руль Ватанабэ и, показав жестом ждать, отправился осматривать покосившиеся домики. Наоко насторожилась - с чего это Док вдруг решил остановливаться и что-то разведывать? В этой деревне не было ровном счётом ничего особенного, за полгода путешествия по останкам былой страны они лишь трижды натыкались на обитаемые поселения.
"Полгода..." , - тихонько прошептала Наоко. Ватанабэ сначала удивлённо обернулся, но затем кивнул. Действительно - примерно полгода назад Старейшина объявил имена четверых "добровольцев", которых прямо на следующий день снарядили в экспедицию на Запад. Полгода с того дня, когда Ватанабэ в последний раз слышал голос матери и видел родной дом. Четыре с небольшим месяца с того дня, когда Наоко наконец нашла первый Ключ. Один месяц и четыре с половиной дня со момента глупой и бессмысленной гибели Майка вдали от их общего дома. Три дня назад они обнаружили, что второй тайник разграблен и Ключ кто-то взял.
Когда Док вернулся, на его лице была отчётливо заметна улыбка. Он запрыгнул в кабину, быстро провёл фургон через лабиринт улочек, заехал в какие-то открытые ворота, заглушил двигатель, и, присвистнув, пообещал показать то, что ребята никогда ещё не видели. Все проследовали за ним, через деревянную загородку с волнистым рисунком на двери, они прошли ещё немного по деревянному настилу, и увидели небольшое.. дымящееся.. озеро?! "Что это? Это... вода?" Ватанабэ нерешительно вслед за Доком потрогал её. "Она горячая? Как такое возможно вдали от комбика, что её греет?!" Наоко, хоть и родилась уже после возврата Капсулы и большую часть жизни провела не покидая стен Нео-Токио, всё же была студенткой гуманитарного направления и много читала о природе Земли. "Горячий источник... Но как ты?.." Док рассмеялся. "Это мой родной посёлок. В паре домов отсюда я родился, а через дорогу в школу ходил. Тут же и жил, пока всё не случилось. Мы с семьёй сюда купаться каждую неделю ходили."
Неподалёку был склад сил самообороны давно уже не существующей страны, как нельзя лучше подходящий для пополнения запасов. Но это завтра, а сейчас - отдых с дороги. Расположиться решили в прилегавшем к горячему источнику строении. Ватанабэ уже перетащил туда спальные мешки и когда он вышел во двор, где Док ковырялся с горелкой, мимо, перекинув полотенце через плечо, прошмыгнула Наоко. "Чур не подглядывать!" , - кокетливо усмехнулась Наоко. "Больно надо!" , - парировал Ватанабэ. Горелка Дока вспыхнула.
Наоко зашла за деревянную загородку, приблизилась к кромке воды, и, сняв свои пожелтевшие от дорожной пыли кеды, аккуратно попробовала воду большим пальцем правой ноги. Она расстегнула юбку и та соскользнула к её ступням, оглядевшись по сторонам, она одну за другой расстегнула пуговицы на рубашке, затем на пол отправился спортивный лифчик и аккуратные серые трусики. Некоторое время Наоко неподвижно стояла обнажённая и смотрела на лунную дорожку в тёплой глади онсэна, пока не почувствовала, как по коже бегают мурашки. Тогда она решительными шагами пошла в воду. И когда она зашла по пояс, за ногу её что-то схватило.

Муги сожрала мои нифеля!
-Ice cold, baby! Ты и так торчишь!
Я главный шериф. Где мои нифеля?
Эй, густобровка, неси кипятильник.
Я знаю, что ты по девочкам, бля!
Жрешь сердце чая! как водка без пива!
Я король ящериц! По зиме газон,
Поутру газенваген и головка от сыра.
Сущий бизон - бегущий Кобзон.
Старшеклассницы утешают меня.
Нифеля где мои? Посморкаюсь в юбку.
Тащат за ноги в свой туалет...
Ах, какой аромат, ах, какой аромат
Чешем щёку, чешем, чешем.
Следы от помады на зеркалах
Лезвия, лезвия, лезвия...
Глухая меня исповедовала.
Немая мне проповедовала.
Безрукая ковырялась в носу,
Безногая пятки чесала.
Гарем юродивый...стихи на кафеле...
Где нифеля мои? -плачу им в панцу.
Я ведь не видел, чтоб девочки какали!
Свальным грехом не утешишь засранца.
Поздно, поздно...слезай...залезай...
Вся в крови душа...реву, зацелованный.
И в такт фрикциям за слезою слеза...
Тусклый свет. Перегородки.
Я глотаю сопли...бровастая...блин...
Нифеля...пубертат...кальсоны...
Эй, куда подевали кальсоны мои?
Мы ж в Японии...минус сорок.
...За стойкой сижу. В пятый раз: - Повтори.

Говорю баристе. Та подлила бакарди.

Оставь бутылку и принеси ещё три.

Нынче чпокался я без заварки.
Понимающе тащит ящик весь.
Перепью самого я Дьявола.
Помянул его - и он тут же здесь.
Без портвейна колу протягивает.
Эх, Япсея моя, техногенный сад
Помереть мне заласканным сталкером.
В капюшоне я, за спиной - рюкзак.
Выхожу под снег. Где ж поспать теперь?
А, вон вижу. Девица, блюдца-глаза.
Хохолок, красный щёки, родинка.
Через полчаса буду ухо лизать.
Через час - уже сосать рот её.
Лишь б вписала на ночь, налила чайку.
Коль ж сожрёт нифеля мои, гадина..
Но не будем об этом. Я начеку.
Всем привет и пока, приятели.

>Историю рассказал мой знакомый. У него был друг, мажор, отец — какой-то крупный банкир. Так вот у этой девушки был день рождения, 19 лет исполнялось, подарки соответствующие — машины, плазма и прочее, и тут ВНЕЗАПНО 3 коробки от не пойми-кого, какой-то дальний родственник, живущий за бугром. Ну в общем настораживаться не стали (а зря), коробки отвез в свою квартиру и поехал гулять. Вернулся поздно ночью, открыл коробки, там оказались 3 фарфоровые куклы, первая — в ярко красном платье и чепце, вторая в мальчишеской одежде, шляпке и с ножницами, третья — в зеленом платье и с лейкой. Не ожидал он такого, но был эстетом поэтому кукол поставил на полку и завалился спать. Проснулся ночью. Высрал кирпичей. По дому был топот. Квартира отдельная, кроме него никто не могу топтать, лег спать снова, проснулся от какой-то тревоги, и снова высрал кирпичей — все 3 куклы смотрели на него, хотя когда он их ставил головы смотрели в другую сторону. Его пробрал пот. Перешел в другую комнату, там постелил на диване и лег. Утром он проснулся и высрал кирпичей так что сердце чуть не встало. Кукла в красном сидела у него на груди и смотрела прямо на него. Он снял её, трясясь положил в коробку и убрал в кладовку. Он хотел надеяться что его разыграли друзья.
>Когда он снова пришел в квартиру — в коробках были кирпичи…

>>37117

> У него был друг
> Так вот у этой девушки был день рождения

«Как у Мио»
Маркетингово-бытовая драма в двух действиях.

Действующие лица:
Ычанька — юноша неопределённого пола, с почерпнутыми из интернета знаниями о хорошем звуке;
Продавец — эстетично небритый молодой человек, работник магазина, авторизованного представителя, официального дистрибьютора.
Разнообразная оригинальная продукция всевозможных аудиобрендов в изобилии находящаяся на прилавках.

Действие первое
Торговый зал магазина, авторизованного представителя, официального дистрибьютора. Вдоль прилавков нерешительно прохаживается Ычанька, иногда останавливаясь у разнообразных оригинальных моделей, представленных в ассортименте и не решаясь обратиться к продавцу. Продавец смотрит на Ычаньку со смесью заинтересованности и жалости. Так продолжается несколько минут.
Продавец: вам чем нибудь помочь?
Ычанька (тихо, немного помедлив): да…
Продавец: я вас слушаю.
Ычанька (ещё тише): мне нужны наушники, как у Мио…
Продавец (с выражением недоумения на лице): простите?…
Ычанька (немного приободрившись): как у Акиямы Мио, акэгэкасемьсотадин.
Продавец: Какиямы? У нас только оригинальная продукция мировых брендов, мы авторизованный представитель, официальный дистрибьютор. Китаем не торгуем!
Ычанька: но…
Продавец (поворачиваясь к прилавку и снимая коробку): вот, возьмите лучше эти. Популярная модель, разработана с участием известного хип-хоп исполнителя. Очень хвалят.
Ычанька: но…
Продавец: Насыщенные басы, подходят для всех стилей музыки!
Ычанька (пытается отвести взгляд): я пойду…
Продавец (пододвигая коробку ближе к Ычаньке): не требуют усиления, сыграются даже с телефоном!
Ычанька, не в силах противостоять натиску, протягивает продавцу деньги.
Продавец: спасибо за покупку, очень хороший выбор!
Ычанька торопливо выходит из магазина.

Действие второе
Комната Ычаньки. Ычанька сидит за столом, на котором лежит нераспакованная коробка с наушниками. Некоторое время он просто смотрит в тишине на покупку, не предпринимая никаких действий, затем, посматривая на коробку, набирает несколько слов на клавиатуре стоящего тут же на столе компьютера. Минут пять он внимательно читает что-то на мониторе, затем с видимым усилием встаёт из-за стола, подходит к незастеленной кровати, падает на неё лицом вниз и тихонько плачет. Негромко играет Don't say "lazy".

ЗАНАВЕС

Антон проснулся от громкого шума. Спросонья хлопая глазами и пытаясь понять откуда именно доносился разбудивший его звук, он осторожно поднялся и сел на кровати, напряженно прислушиваясь: тишина. Парень потянулся за халатом, и тут: БУМ! Стук, грохот посуды и столовых приборов! Звук явно шел с кухни. Антон вмиг покрылся холодным потом, рука замерла на полпути к халату. Ситуация была кошмарная: с одной стороны, идти сейчас на кухню - полное безумство, с другой - оставить все как есть, сидеть и ждать, пока все само стихнет - тоже не вариант, от нервного напряжения может и удар хватить. К тому же вряд ли там что-то страшное, так - мышка скорее всего пробежала и случайно сбросила на пол какую-нибудь миску. Пришла на запах недоеденной копченой колбасы и случайно наделала столько шуму. На запах колбаски… Копченой… Коптить… Коптильня… ЗАБЕРУ В КОПТNЛЬНЮ! Ай, ну что за бред лезет в голову так невовремя? Ладно, ничего не поделаешь, придется сходить и посмотреть.
ЦОК!
Антон замер.
ЦОК!
Теперь уже не в кухне, а в коридоре.
ЦОК!
Все ближе и ближе к двери в комнату!
От дикого ужаса Антон утратил чувство реальности. Сон, это все просто сон, сейчас все кончится, нужно просто проснуться! Но пробужденя не наступало.
ЦОК!
Шаги остановились прямо перед дверью. Перепуганный Антон боялся даже вздохнуть.
Щелк!
Дверная ручка дернулась и стала медленно поворачиваться.
Да что же это?! Отче наш, иже еси на небеси… ох, как же там дальше? Мама! Забери меня отсюда! Дрожащий парень забился в угол, закрылся скомканным халатом и стал ждать своей участи.
СКРИП!
Дверь распахнулась. Антон одним глазком выглянул из-за халата и в тусклом свете фонаря, светившего с улицы, увидел огромную темную фигуру с головой жуткой формы. Последним, что услышал парень перед тем как потерять сознание был слегка приятный женский голос:

• Простите, это ведь улица Пушкина, 13, а вы - Антон Хиккаев, так? Суккуба вызывали?

>>37352

• Ох, 26 лет, и не было совершенно никаких отношений с девушками?

Антон полусидел, полулежал на подушках и пытался отпить из чашки с чаем, однако из-за трясущихся рук все никак не мог этого сделать.
Никакого монстра в квартире не было, а созданием, до полусмерти напугавшим парня оказалался, точнее оказалась милая суккуб. Страшная голова при свете настольной лампы обрела вполне человеческие очертания, не считая пары закрученных рожек, что смотрелись невероятно мило. Образ дополняли два аккуратненьких раздвоенных копытца, которыми суккуб цокала по ламинату, а также тоненький заостренный хвостик.
Теперь, когда страх постепенно уходил, Антон начал вспоминать, что несколько дней назад действительно в шутку провел какой-то простенький ритуал и прочитал дурацкое заклинание по вызову суккуба. Все это он нашел в заброшенном разделе какого-то анонимного форума, поэтому серьезно не воспринял, решив просто подурачиться. Однако теперь результат этой "шутки" сидел перед ним и смущенно улыбался.

• Простите, что так долго добиралась, просто в это время года вызовов очень много. Так о чем это я? Ах, да! Вы ведь до этого не имели совершенно никаких отнош…
• Теперь ты заберешь мою душу?
• Э… Что, простите?
• Ну, ты ведь демон, так? Ты выполнишь свою часть договора и заберешь мою душу на вечные мучения с собой, да?
• Нет, что вы! Наверное вы меня с кем-то путаете! Наша контора не имеет совершенно никакого отношения к… Ним.
• Но ведь бесплатного сыра не бывает, и ты возьмешь что-то взамен, правда?
• Ох, не волнуйтесь, ничего такого, я просто возьму с собой э-э-э-э… ваше…
• Мою жизненную энергию, так?
• Д-да, назовем это так.

Антону наконец удалось сделать глоток. Несколько мгновений он смотрел в пространство перед собой, а потом заплакал. Сначала потихоньку, а потом зарыдал навзрыд.

• Ой, ну что же вы?! Все еще боитесь? Уверяю, вам совершенно нечего бояться, я не причи…
• Не бросай меня!
• Ну не переживайте так! Я останусь столько, сколько будет нужно!
• С… спасибо.
• Давайте мы с вами сейчас приляжем, вы успокоитесь. Ох! Вцепились в меня как будто в первый раз… Ах, ну да…

Пережитый за ночь стресс давал о себе знать. Глаза Антона закрывались, он с трудом ворочал языком.

• Пожалуйста, обними меня.
• С превеликим удовольствием! Хотите, чтобы я всю ночь согревала вас своим теплом?
• Да, пожалуйста.

Суккуб нежно обвила ручками свернувшегося в комок парня и осторожно поцеловала в лоб.

• Спи, зайка. Я буду с тобой столько, сколько нужно, не переживай…