Девочка позволила себе чуть повернуть голову влево – к массивному и тоже высоченному гардеробу с бронзовыми ручками-бутонами на каждой из трёх створок. Между шкафом и трюмо – весёленький, белый в розовый цветочек, туалетный столик с кувшином для воды, расписным тазиком и аккуратно сложенным полотенцем. Похоже, тут всё готово к её пробуждению.
Девочка снова повернула голову, теперь к окну – и вдруг замерла, заворожённая скрипом собственных густых волос по крахмальной подушке. Девочку словно отпустило; она опять зажмурилась – зато перестала, наконец, отчаянно отгонять от себя тактильные ощущения, которые с неистовым восторгом передавало в мозг её тело.
Льдистая крахмальность высокой подушки… плотная фактура прохладной простыни… предупредительная упругость матраса под ней… нежный пух, облаком заполняющий пододеяльник… нагретый её собственным теплом шёлк ночной сорочки… и неумолчный, победный, бравурный гул крови, бегущий по её венам. Тонкое биение жилок у ключиц, на виске, на запястьях. Мириады нежных уколов крохотных иголочек в слегка затёкших ото сна пальцах…
Девочка медленно выпростала из-под одеяла правую руку. Вытянула её к потолку… поднесла к лицу. Рука как рука. Тонкие пальцы, аккуратные ногти, узкая ладонь, изящное запястье. Вторая рука… точно такая же, только левая. Пара. Пара настоящих рук.
«С днём рождения, Алиса», -- проговорила девочка про себя. Губы её шевельнулись, но через мгновение сомкнулись снова. Алиса закрыла глаза – и медленно поднесла ладони к лицу, ощупывая его.
Глаза. Нос. Губы. Уши. Волосы… ладони её замерли на лбу, не решаясь скользнуть дальше – чтобы определить, какой эти волосы длины. Вьющиеся они или нет, было не слишком понятно, и Алиса спешно отдёрнула руки от головы – чтобы отсрочить ещё ненадолго миг осознания.
Её память услужливо, точно под настроение хозяйки, демонстрировала калейдоскоп разноцветных картинок – не задерживаясь ни на одной; не давая возможности разглядеть происходящее. Мельтешение алого и чёрного, зелёно-синие сполохи, стелющиеся зелёные плети, ароматы грозовой свежести и скрипичного лака, ощущение рваного, злого, разрушительного полёта – всё это вихрем неслось перед её закрытыми глазами, пока из-под век не побежали по щекам ломаные солоноватые дорожки.
Губы Алисы дрогнули, и она беззвучно – чтоб ненароком не услышать собственного голоса – проговорила несколько слов. Какое из этих имён принадлежало ей прежде? Какими ей никогда больше не звать тех, кто носил их когда-то? Что вообще произошло, как завершилась игра, и что ждёт её за дверью этой спальни? И… кто её ждёт?
Медленно разведя руки в стороны, Алиса уронила их на одеяло – и вновь замерла. Под правой ладонью вдруг обнаружилось что-то небольшое, плоское, овальное… с узорчатой на ощупь окантовкой… Не глядя, она провела пальцами по нижней поверхности плоского предмета, вновь с затаённым восторгом подивившись непривычным ощущениям живого отклика кожи. Так и есть, стекло. Зеркало. Карманное зеркальце, которое предусмотрительно положил рядом с ней тот, кто ждёт её пробуждения.
Там, за дверью. Она была теперь уверена, что всё это время маятник в высоком узком корпусе часов отмахивал секунды ожидания того, кто её ждёт – кем бы тот ни был. И, значит, нужно подниматься, приводить себя в порядок, одеваться и выходить – навстречу… чему? Кому?
«Кто я?» -- подумала Алиса смятённо. Ответа не прозвучало – ну конечно же, ответ у неё под рукой. Надо лишь набраться храбрости… так… можно даже зажмуриться. Взять это зеркальце. Поднести его к лицу…
Алиса ухватила зеркальце двумя руками, крепко сжав его в пальцах над головой – словно камень, который осаждённый готовится бросить с замковой стены в толпу осаждающих. Этот день настал – и ей придётся встретить его, как подобает. Что бы ни было в прошлом – в прошлом оно и осталось, и ничего тут уже не поделать. Надо жить…
Кем?
Выставив подбородок вперёд, решительно выдохнув, Алиса прошептала единственное имя, которое до той поры не решалась проговорить даже про себя – и распахнула глаза.
