Эффект оказался ожидаемым, но от этого не менее потрясающим. Дрожь наслаждения прошла по собравшимся, словно они на миг превратились в единое живое существо, а волшебные ноты музыки продолжали ласкать их тела и души, проникая во все уголки. Нечеловеческие цвета полыхнули в воздухе, возникнув словно из ниоткуда, и, в миг, когда музыка взлетела на новую, уже неописуемую словами высоту, всё освещение погасло, а над сценой загорелся яркий прожектор, вырвавший из тьмы стройную фигуру Судзумии Харухи.
Пока я думал обо всём этом, Харухи начала петь, словно бы желая окончательно ошеломить меня. Ее голос звучал чисто и звонко, и был столь силен, что мог, казалось бы, долететь до Луны. Вот только пела она, не сводя глаз с нот, которые лежали у нее перед глазами. Плавный тон пения казался идеальным, он вступал в диссонанс с дергаными ритмами остальной группы и достигал столь высоких нот, что казались недоступными человеку. Я подался вперед и безудержно захохотал, не в силах противостоять яду блаженства, превратившего мою кровь в бурлящее ледяное пламя. С размаху прижав к ушам ладони, я сумел немного опомниться и даже услышать голоса хора, уже давно подпевавшего Харухи. Их поддержка, казалось, помогла ей и её сопрано добраться до нот, которых уже точно не должны слышать смертные.
Наверное, я уже начал к этому привыкать, поскольку мои уши стали наконец воспринимать музыку и слова песни. Это была быстрая мелодия в стиле R&B, я слышал такую в первый раз, но она звучала очень хорошо. Мне нравилась эта песня. Может быть, все это благодаря превосходной игре гитаристки и безупречному голосу
Чудовищным усилием я отвернул голову в стороны от певицы и медленно оглядел зал, борясь с наслаждением и обдумывая то, что видел и слышал со сцены. Неужели во Вселенной живут существа, способные слышать музыку столь ужасающей силы и сохранять трезвый разум? Из ниоткуда, мне пришло в голову сравнение мелодии и песни с родовыми криками прекрасного и страшного божества, пробивающего себе путь в реальность…
Танигути и Куникида наслаждались представлением столь же сильно, как и я сам, и недвижно сидели на стульях, прикованные к ним невыносимым восторгом, словно цепями. Челюсти обоих широко распахнулись, словно они пытались подпевать Судзумии Харухи. Однако же, неудержимая паника сияла в их глазах, ученики со страхом понимали, что из их разинутых до хруста костей ртов исходит лишь нечто неслышимое другим. Со стороны они напоминали гигантских змей, раззявивших пасти и собирающихся целиком проглотить несчастную жертву. Тряхнув головой, я понял, что из глоток все же исходят мерзкие, жалкие вопли на самой грани слышимости.
Я все еще был в шоке, когда закончилась первая песня. В это время аудитории обычно полагается встать и взорваться овациями, но сейчас все пребывали в таком же ступоре, как и я.
В зале стояла тишина, словно в окопе, который только что пережил ковровые бомбардировки. Мы словно утратили дар речи, подобно морякам, околдованным пением сирен. Присмотревшись, я заметил, что бас-гитаристка и ударница глядели на Харухи и Нагато с не меньшим изумлением.
Харухи смотрела вперед и чего-то ждала, затем нахмурилась и обернулась. Девушка, сидевшая за барабанами, яростно ударила по ним, начиная вторую песню.
