>>31325 Ну, «конечно» — это не так уж очевидно. Для меня 120-я плёнка — это, в первую очередь, 6×9 (2×3").
Если спросить у гугла по-английски «andreas gursky camera gear», то можно выяснить, что снимает он на два Linhof 5×7", один с умеренным шириком (видимо, 127 мм), другой с нормальным объективом (210, скорее всего), диафрагмы 5,6 и 8. Плёнка — цветная Fuji ISO 100, которую он иногда экспонирует как 200, а проявляет с пушем в ступень (и не надо меня спрашивать, зачем и почему он так делает).
Он одним из первых (в конце 1990-х) стал прибегать к цифровой обработке изображения. То есть он снимает, сканирует и клеит, причём добавить или убрать что-то из кадра посредством ретуши он считает допустимым и правильным. Тонкости его процесса, разумеется, нигде не раскрываются, но совершенно точно его гигантские отпечатки — это плод не оптического увеличения и работы ретушёра-человека с анилиновыми красками, а цифровой продукт. Сумасшедшие цены на его отпечатки — это результат скорее вау-фактора, нежели чего-то ещё, но и трудозатраты у него будь здоров.
Вот что я вычленил из статьи о нём в журнале 032c (перевод мой, не дословный, но не искажающий: точный смысл в дословном переводе в этом случае потеряется. Речь идёт об этой картинке: http://032c.com/wp-content/uploads/2007/07/Pyongyang_II_b.jpg):
*Андреас Гурский недоволен той реальностью, с которой он сталкивается. Многие сотни снимков „Арирана” — лишь исходный материал, из которого он создаст единственное изображение. Потом, в своей студии, он сделает крупноформатные отпечатки каждого кадра и погрузится в них до того момента, когда не увидит первые возможности для монтажа. «Вот эта полоска между полем и задним планом разбивает однородность. А мне нужен плавный переход. Даже самый мельчайший фрагмент изображения должен быть на своём месте». Потом будут компьютерные эскизы и, наконец, долгая работа в лаборатории с ассистентом. Различные эпизоды представления будут объединены, а раздражающие элементы — изъяты. Гурский работает как кинорежиссёр, вычленяющий документальные кадры в процессе монтажа и, как ни парадоксально, создавая и редактируя изображение, он усиливает его восприятие как подлинного. Однако у Гурского на выходе получается один, — но всеобъемлющий, — образ. [в оригинале: single, — and singular, — image].
«Я никогда не называю снимок отображением реальности. Это всегда комбинация вымысла и реальности, интерпретация реальности. <...> Картинка хороша не потому, что хорош объект, а потому, что в ней что-то выделяется, и это что-то задаёт направление [восприятия]. Но я никогда не отбрасываю документальную составляющую».*
Надо сказать, что я сам придерживаюсь мнения, что хороший объект съёмки обычно всегда обозначает хорошую картинку, потому что хороший объект самоценен, а остальное — вопрос компетенции фотографа и его реакции. Но у Гурского подход совершенно другой. Хотя на самом-то деле его картины с точки зрения передачи впечатления и информации о событии достоверны не менее, чем документальнейшие карточки Питалёва, Гуттенфельдера или Томашевича.
