>>41796
Демон ненавидел, когда в него бросались именем мёртвого французского математика. "И угораздило же настырного старика сообразить эту нелепицу! А теперь Лаплас - то, Лаплас - сё - мерзость. Демон Лапласа - ещё куда ни шло, но тоже паскудно. И ведь никто не вспомнит теперь моё настоящее имя, ни одна..." - тут он всегда улыбался и делал паузу. "Ни одна живая душа, ну а искусственные болванки - и подавно." Впрочем, не помнил настоящего имени и сам демон - по рангу не полагалось, а потому кличка Лаплас приклеилась намертво.
Покинув обеденный зал, где вот уже в третий раз подряд обретали друг друга исстрадавшиеся по простой клубничной нежности хинафаги (смотреть, как зеленоглазый познаёт все вкусовые грани унью, Лаплас не стал более из врождённой деликатности, нежели из чувства неприятия), демон потягивал теперь свежезаваренный пуэр, сидя у камина в мире № 54099 и лениво листая книгу. Кажется, то был сборник рассказов, когда-то позабытый здесь Кирой. Лаплас очень симпатизировал этому странному, невозможному существу, настолько неуместному в любом из миров, что сама природа отвела ей место только меж истончившихся, гниющих волокон сущего - в тёмном N-поле.
Просто потому, что было приятно прикасаться к вещи, познавшей деликатные пальчики Киры и взгляд её насмешливых глаз, он открыл томик в мягкой обложке на середине и принялся читать убористые типографские строчки:
...
Зун схватил ещё мороженое (кажется, это был батончик в шоколадной глазури) и с силой впихнул его вдогонку к растаявшему уже клубничному. Из щёлочки Чирно фонтаном брызнула молочно-белая жижа, вперемешку с кусочками орехов и её собственным ароматным соком.
— Дура-а-а-к! - стены стремительно покрывались инеем, лужи на полу хрустели растущей на глазах ледяной коркой. — Этого мало, мало, здесь жарко!
— Чирно, Чирно, нет, о боже, я сейчас! - в его словах слышался заиндевевший ужас.
Со дна морозильника Зун спешно извлёк небольшую коробочку. Там, ровными рядками, на формованном пластиковом ложе покоились девять идеально закруглённых разноцветных конусов. "Фруктовый лёд. Дошло и до этого." Вместо аскетичной деревянной палочки брикеты без этикеток несли в себе некое подобие ручки и гарды из мягкого устойчивого к морозу пластика. Немеющими руками Зун схватил один, взял извивающуюся, визжащую Чирно за огромный, вплетённый в волосы бант, и, грубо развернув к себе, запихнул конус в искаженный судорогой страсти ротик. Лёд захрустел, кроша зубы, в воздухе заплясал иней. Глаза феи закатились, изо рта потянулась упругая нить подкрашенной слюны. Зун оттолкнул маленькое упругое тельце, и Чирно завалилась головой в морозильную камеру.
— Вот так, Чирно, вот так, всё хорошо, Чирно, тебе не будет жарко, больше никогда.
Светильник под потолком искрил. Ветер уже вовсю бросался снегом, невесть откуда взявшимся в каморке. Но разгорячённый Дзюнья совсем не чувствовал пронизывающего холода: его член стоял колом, то и дело упираясь в висящую на бортике холодильной камеры посиневшую попу Чирно. С минуты на минуту он мог кончить прямо так, вхолостую. Допустить этого Зун не мог. Он бесстыдно задрал легкомысленный синий сарафанчик, затем сдёрнул с феи красную ленту галстука и наскоро стянул за спиной её нестерпимо холодные руки. Наконец, примерился, выдохнул и уверенным движением направил следующую порцию фруктового льда в синеватый анус феи.
Чирно нутряно завыла из глубины холодильника. С потолка, под электрический треск, свалились лампы облепленные целым кустом сосулек. Хранилище погрузилось в непроглядную тьму. Медлить было нельзя.
— Чирно, Чирно, сильнешая моя, сильнейшая ледяная фея, ледяная... фея... моя... сильнейшая... Чирно... моя, моя, моя...
Член Зуна, толстый со вспухшими венами неумолимо теснился в переполненной топлёным мороженым промежности Чирно.
— Сильнейшая... Чирно...
И море сладкого смешалось с потоком солёного.
...
Демон размашисто захлопнул потрёпанный томик. "И это ей нравится? Нет, всё-таки никакая она не кукла, совсем не кукла. Ох Самаэль всемогущий, мне никогда не понять человеческих страстей."
