Ненавижу его. Я ненавижу его. Этот… мокрый, красный кусок мяса, кое-где промежаемый отложениями желтого жира, пронизанный мягкими трубками еле заметно пульсирующих вен и артерий, обтянутый кожей — ибо если б не она, все бы давно заметили потрясающее уродство этого «венца» природы. Постоянно заживо подгнивaющий и тут же регенерирующий. Приютивший сотни различной микроскопической гадости, микробов, вирусов, палочек. Истекающий вонючими жидкостями, а будучи непродолжительное время предоставлен самому себе — также и «ароматами».
Да, этот кусок — моё тело. И я ненавижу его. Его внешнюю сторону: уродливо выпирающyю карту вен под кожей рук; шелушащyюся, тонкую кожу головы; впивающиеся в собственный мясной субстрат, собирающие грязь ногти; источающие серу уши; стеклянные белки глаз, с сеткой красных капилляров; странные на ощупь тестикулы.
Его внутренности: холодный, лишенный иннервации, морщинистый студень мозга; узкий туннель хрящей горла; розовые, слегка влажные пузырьки альвеол в легких, постоянно раздувающиеся и сдувающиеся, собирающие в себя городскую пыль; ребристый мешок, в котором в отвратительную, разбавлeнную кислотой жижу смешивается бывшая ранее аппетитным кулинарным произведением еда; склизский лабиринт кишок, хранящий в себе килограммы гōвна.
Но особенно сильно раздражает и беспокоит меня один орган. Сердце. От осознания того, что в моей груди постоянно, каждую секунду, независимо от моего желания, ритмично пульсирует купающийся в крови комок мышц, невероятным импульсом прокачивая её во все уголки организма, мне становится не по себе. Сразу подступает тошнота. Не могу вынести чувство собственного пульса. Очень хочется в такие мгновения вырвать сердце из груди, или проколоть чем-нибудь острым, чтоб оно, наконец, угомонилось. Но так как я трус и боюсь боли, естественно, я такое не сделаю.
Пожалуйста, Господи, обрати меня в дерево. А лучше в… ничто. Не хочу более быть венцом. Не хочу.
