Всё началось ещё до Ычана, наверно с того, что будущая Ычанька в электричках и трамваях по пути в альма-матер, во впечатлительном ещё возрасте запоем читала произведения Акутагавы, Дадзая, Мисимы и так далее. Это не могло навсегда не оставить глубокой отметины в её мироощущении. Если вы их читали, вы знаете как парой росчерков тушью они могли сотворить такой уютный, размером практически со спичечный коробок мир - например, наполненный морозной сизоватой дымкой дворик стен рисовой бумаги с торчащими то тут, то там бережно обрезанными декоративными айвовыми ветками для пущего антуража. Какой поразительный контраст с поблекшими и облупившимися изразцами на наличниках российских изб, с торчащими из-за посеревших деревянных заборов яблонями-дичками, приносящими ужасно маленькие кислющие плоды. И хотя вкус айвы не менее резок, айвовый сад выглядел уютнее только благодаря огромному кропотливому и бережному труду, затраченному на его взращивание.
Вид же укатанных в отвратительно серый асфальт родных улиц, поросших дореволюционными домами вперемешку со стеклянными башнями, словно в продолжающем жить своей жизнью музее геологических эпох, создавал невыразимо эклектичную тоску, в которой тем не менее теплилась надежда, что когда-нибудь, хотя бы на час мир Акутагавы станет реальностью. Но в счастье мечтая об этом, ычанька не подозревала, что скорее всего она была уже психически больной и эта болезнь практически сломает ее жизнь в будущем. Уже после того, как она попадёт на Ычан. Стоит так же отметить, что до этого в ее жизни глубокий след оставил ещё один писатель западнославянского происхождения - ычанька однажды возмечтала научиться писать, так же как он, что в определённой степени ей удалось, однако, с этими мечтами ей тоже пришлось расстаться.
Нет, ычаньку сломал не сам Ычан, сначала он был для нее самым родным домом, он дарил ей радость и покой - общение того самого толка, которое ычанька никогда бы не смогла получить ИРЛ - настоящее живое участливое общение, порою бытовавшее здесь еще до тех пор, пока тут не появились сырны. Вы знаете, что приносят с собой сырны - то самое пресловутое автоматическое общение, о котором здесь много говорили. Не в силах больше его терпеть, как и многие другие, ычанька ушла на прародитель Ычана, где даже среди нечистот еще оставалась толика свободы. Свобода требовалась ей, наверно, потому, что ычанька была одинока из-за своей психической болезни, и искала место где можно существовать между строк, однако в один момент, в её жизни произошло нечто, что заставило её осознать всю эфемерность этой свободы, эфемерность ее собственного я, созданного здесь в этих тенетах строк и абзацев. Да, Ычаньку разбила собственная эфемерность - рано или поздно это должно было произойти, всё закончилось в один момент, ни в чём больше не было смысла. Для неё словно выключили свет, и она оказалась одна в тёмной комнате, и по-видимому хорошо, очень глубоко поняла, почему мать Акутагавы покончила жизнь самоубийством. Ычаньке казалось, что теперь мир Акутагавы не станет реальностью никогда, даже ни на секунду, и жить больше не за чем. Ведь эта ычанька существовала в полную силу только в дебрях интернета, в виде этих букв и знаков препинания. Лишившись всего этого, она оказалась в абсолютном гнетущем одиночестве. От нее осталась только невзрачная телесная оболочка. И хуже всего было то, что она больше не могла искренне делиться ни с кем теплом, нежно водя пальцами по клавишам, и иногда получая тепло в ответ. В страхе провести оставшуюся жизнь в одиночестве, подумывала, наверное, о том, о чём подумывала и мать Акутагавы. Но что-то остановило её. Наверно, в ней ещё тлели мечты о том, что однажды, хотя бы на час мир Акутагавы станет для неё реальностью. Хотя, к сожалению, само по себе это не сделает ычаньку менее эфемерной. Как говорил Гендо, необходимо начать с устойчивых доверительных социальных связей, чтобы хоть с кем-нибудь разделить впечатления от прогулок во двориках стен рисовой бумаги и делиться теплом водя пальцами по теплым ладоням. Возможно, в мире было бы больше счастья и меньше бед, если бы все мы были психически полноценны, а друзья росли в огороде.
