>>35253
Дорогой дневник, вот ещё один день прошел. Всего один день, но вместил он целых два шага на пути к заветной цели. Да, я знаю - смешно, глупо и мелочно выставлять напоказ свои чувства, кичиться равно страданием, радостью, унынием, счастьем, смятением, любовью. О, как мелки людские чаяния и переживания, размышления и взгляды на жизнь, как скудны мы, человеческие существа, на высшие проявления прекрасного, как приземлённы наши мотивы, как примитивны побуждения. И всё же, дневник (видишь, насколько самонадеянна твоя Одиль!), мне не стыдно даже сейчас доверить тебе ещё несколько строчек.
Сегодня мы - Митсу Кусабе и я - совершили нечто, без преувеличения, прекрасное. Дневник, ты не представляешь, как красив вечерний Токио! Он прекрасен и свеж, но не той стерильной, выспренной европейской прелестью, нет - по-своему, по особому. Здесь ты не найдёшь пустынных мощёных улочек, что скрывают за извилистыми поворотами старинные фасады, видевшие ещё Наполеона. Здесь небольшие кафе под открытым воздухом не восседают чинно, степенно у старых стен, гнутыми ножками венских стульев, вцепившись в до блеска выметенную мостовую. В центре ночного Токио ты не встретишь той безжизненной безопасной старины, которой так донимает нас родной, но примелькавшийся уже Париж. О нет, дневник, здесь - жизнь существует первозданно, как она есть, здесь - Азия, и даже более - квинтэссенция её, самый её край, Восточный Эдем - Токио - одновременно очаровательное и ужасное, утончённое и отвратительное, спокойное и сумасшедшее место. Я не знаю, дневник, как описать тебе эту круговерть огней ночной Гинзы, это месиво запахов традиционных полуподвальных ресторанчиков, эту завесу звуков, уютно, с головой, обволакивающую, и ещё - волны людских тел, что омывают неоновые ущелья улиц, подхватывают тебя и несут, несут, я не знаю, дневник, как передать тебе, зачем эти двое в безупречно выглаженных белых ливреях привели нас в небольшой кабинет за ширмами, я не знаю, но там кажется было несколько человек за столом, они не сказали, ничего не сказали, ни слова, дневник, я только помню толкнули, так больно, в спину, так неожиданно, ударили, я язык прокусила зубами, больно, и бокал - из рук полетел, а Митсу тоже били рядом, с глухими шлепками так, срывали с неё всё, а она молчала, молчала, так тихо, а я упала к ногам какого-то человека в костюме, и он тоже ничего не сказал, он встал из-за стола только, такие низкие столики, низкие, там много чашечек маленьких, пахнет странно, и он встал, и я видела потом только всё ботинки, лакированные, и я обожглась, больно стало - вылили что-то на голову, прямо на волосы, наверно суп, маленькие осьминоги, такие щупальца, с присосками маленькие, как в детстве маленькие, как в мультике про русалочку, русалочка вышла на сушу, и ей было больно ходить, и мне было больно, больно, так больно, дневник, только лакированные ботинки вокруг, и Митсу бросили тоже рядом, она всё молчала, а я хотела закричать, но они сунули что-то в рот, пахло так гадко, туалетом, и дневник, меня рвало, так сильно, дышать нечем, потом очнулась, что-то лили, они сверху все, полукругом, лежу я, а они смеются так глухо, как будто лают и Митсу тут же, держат её сверху, а эти кричат что-то, я не поняла, они очень быстро, очень, только её стошнило сюда же так густо, кисло, на меня так, комочками, они снова смеются, потом подняли, на стол бросили, я руку подвернула, мокро упала, и жжение, жжение, весь живот будто на вертеле крутят, будто проткнули, снова очнулась, плевали в лицо, а один в рот суёт в рот это самое, вонючее, такое солёное у него, и кричит что-то вроде: "Глотай, глотай сука гайдзинская!," и опять горит всё, всё нутро, но и тепло, течёт там вроде, думаю, разорвали пополам, вырвали внутренность уже, всё, конец, кровь, думаю, дневник, не долго осталось, боюсь пошевелиться, больно, краем глаза смотрю, Митсу рядом, как неживая, впереди один насилует, только голова мотается туда-сюда, и сзади один насилует её и хлещет, хлещет, а глаза уже и закрыты у неё, убили, думаю, убили Митсу, убили, дневник, и меня сейчас убьют, и тут я снова сознание потеряла, очнулась глаза жжёт, смотреть трудно, пахнет горечью, смеётся кто-то: "Очень нежная шлюха! Пусть глотает как надо!", и только думаю, когда уже закончится всё, сколько мучиться можно, мамочка родная, сколько можно мучиться?
