>>120166
Путь к храму лежал через старый парк. Угольно-черные деревья по сторонам аллеи недобро скрипели на морозе, когда я проходил мимо, негромко, но хорошо различимо напоминая мне, что мне здесь не рады. Густые облысевшие кусты тянули ко мне из темноты свои корявые цепкие ветви. Редко расставленные фонари не прибавляли света, а только сгущали темноту вокруг.
Я шел по темному парку, напряженно вслушиваясь в скрип деревьев и звук собственных шагов. Мой мысленный взор все чаще обращался к кобуре под плащом. Глупости, говорил я себе, он не станет нападать здесь, это не в его стиле. Но мерзкий предательский голосок из глубины сознания каждый раз отвечал, что я не могу знать наверняка, и по моей уставшей спине пробегал неприятно бодрящий холодок.
Я свернул на центральную аллею, ведущую прямо к храму, и неожиданно для себя налетел на Мистию. Она сидела одна на скамейке под тусклым фонарем, держась одной рукой за свою тележку с закусками и глядя в темное пасмурное небо. Наконец, она заметила меня; искренне радуясь встрече, я подошел к ней и спросил, что, черт возьми, она делает в такое время в таком месте? Она улыбнулась и сказала: "Спасаю таких, как ты", - после чего полезла в глубь своей тележки, достала оттуда бутерброд с рыбой и протянула его мне.
Бутерброд пришелся очень кстати. Методично пережевывая остывший хлеб, я начинал осознавать, насколько же я на самом деле устал. Пятые сутки меня питали только кофе и адреналин. Так не пойдет, подумал я. Такими темпами я поймаю только простуду или еще чего похуже. Нужно выспаться. Займусь этим сразу после визита в храм.
Немного поговорив с Мистией - она, как вышло, задержалась на складе у знакомого мясника в дальнем конце парка - я сердечно поблагодарил ее и как можно более мягко посоветовал ей бежать домой и запереть двери и окна. Она беззаботно посмеялась, но все же направилась к дому. Все будет в порядке, нарочито бодро заверил я себя, пытаясь унять беспокойство. Я проводил ее взглядом до поворота и решительно направился в противоположную сторону - к своей цели.
Когда я подходил к храму, повалил густой снег. Можно было подумать, что мрачное зимнее небо отчаянно пытается сбить меня с пути, залепив мне глаза и бесследно засыпав дорогу. Я шел, и крупные белые хлопья неслышно падали на землю вокруг меня, приглушая шаги и шелест ветвей, разрушая ощущение времени и пространства. В тот момент, когда я окончательно перестал различать, куда я иду, из темноты выступил знакомый обшарпанный каменный лев. Облегченно вздохнув, я взошел по скользким от снега ступенькам и направился к хорошо различимому на фоне заснеженной земли храму.
Тусклый красный бумажный фонарь над дверью взрогнул, когда я несильно, но твердо постучал в дверь. Мне открыла сама главная жрица; бледная и уставшая, с плохо скрываемым за слабой улыбкой беспокойством на лице.
- Госпожа Хакурей, - начал я официально и сухо, - простите за беспокойство в такое время, но дело...
- Опять? - перебила она меня с горькой улыбкой на лице.
Я сухо кивнул.
Она тяжело вздохнула, и улыбка сползла с ее лица. Она жестом пригласила меня войти. Я, не раздумывая, принял эту возможность вырваться из лап холода и нырнул в душно натопленную прихожую.
Жрица остановилась в центре прихожей и повернулась ко мне. Я впервые видел ее такой, какая она есть - уставшая одинокая женщина за тридцать. Что-то не так, подумал я, методично отряхивая промокшую шляпу. Снова тяжело вздохнув, госпожа Хакурей посмотрела мне прямо в глаза тяжелым и жестким, как удар кувалдой, взглядом и сказала:
- Детектив, мне нужно вам кое в чем признаться.
