Мы спускались вниз, обратно в холод, в заплесневелые казематы Кинариена. Шли медленно. Мой надсмотрщик то и дело останавливался, соображая, куда свернуть в запутанном лабиринте ходов. Я, в свою очередь, радовалась возможности получше запомнить единственно верную дорогу. Очень и очень скоро это знание понадобится.
Ведь у меня успел созреть план.
Я была совершенно беззащитна перед Кинариеном. Перед всей его подлостью, невежеством, всепроникающей глупостью. И всё таки, у меня оставался один козырь. Никто из них не знает, что я волшебник, верно?
Когда мы вышли в протяжённый, уходящий вглубь коридор, я решилась. Пора.
Не собираюсь я гнить остаток жизни в темнице за преступление, которого не совершала.
Верзила, будто почувствовав неладное, крепче сжал мою руку и ускорил шаг.
Закрыв глаза, я посмотрела внутрь. Глубоко, намного глубже чем способен заглянуть человек. Туда, где кончается сосуд и начинается его содержимое — осязаемый, живой свет. Где царит трепещущее сияние, что неудержимо желая быть названным, готово выплеснуться, обретя новую форму. Частица самого Безымянного.
