Полковника Шебанова никто не любил.
Его не любил командир дивизии. Слишком уж обстоятельным был начальник штаба. Пока комдив горячился и кричал, махая шашкой, полковник Шебанов спокойно рисовал значки на картах и неторопливо объяснял будущие действия частей дивизии подчиненным.
Его не любил ординарец. Ровно в шесть утра сапоги должны быть начищены, сделан чай и сварено яйцо вкрутую. Яйца вкрутую полезны, считал полковник и никто его не мог переубедить. И стоило запоздать на минутку, как Шебанов смотрел совиным взглядом через очки и молчал. Вот хуже всего, когда так молчат, нет бы, обматерил да отошел.
Его не любила жена. 'Не человек, а счеты ходячие': жаловалась она подругам. Там, в мирное время, он каждый вечер садился за стол и, низко наклоня голову, почти водя носом по бумаге, сводил семейный бюджет. После чего ровным голосом выговаривал жене за лишние траты. Перед сном ровно двадцать минут проводил в уборной, после чего тихо засыпал на своей половине кровати. Руки складывал поперек своей, не жениной, груди и сопел в потолок. Он даже храпел негромко.
Его не любил сын. Когда у всех отцы были летчиками или инженерами, будущий полковник Шебанов был лишь бухгалтером в какой-то 'Заготконторе номер шесть'. Одно это - 'номер шесть' уже раздражало. Отец никогда не помогал сыну словом или делом, разумно считая, что мужчина должен принимать решения самостоятельно. Все разговоры сводились только к этому: 'Как дела в школе'? После он проверял дневник, кивал или качал головой, потом удалялся в уборную.
